1.2. Германофильские настроения в высшей придворной среде

Первая мировая война вызвала такие социальные, общественные и экономические процессы в России, которые в итоге привели к падению самодержавия. Одним из наиболее значимых процессов этого периода стала деградация российской власти, отчуждения ее высших носителей не только от своего народа, но и от большинства сановников и членов императорской фамилии.

О Николае II, Александре Федоровне и их ближайшем придворном окружении в период Первой мировой войны ходило множество легенд и очевидных мифов. Одним из наиболее распространенных в предреволюционной России был миф о том, что императрица Александра Федоровна является проводником германского влияния. Императрица-немка якобы занимается шпионажем в пользу исторической родины, и вместе с Распутиным клонит к заключению сепаратного мира с Германией.

Говорили даже о том, что в личных покоях императрицы находится прямой провод для связи с Берлином. Совершенно очевидно, что Чрезвычайная следственная комиссия (ЧСК) Временного правительства усиленно занималась изучением этого вопроса.

Следователь ЧСК Временного правительства В.М. Руднев лично проверил личные покои императрицы и не обнаружил там прямого провода в Берлин. Никаких признаков сношений императорской семьи с германским правящим домом обнаружено также не было.

Сплетни и слухи о прямом проводе в Берлин были рассчитаны, конечно же, на широкие народные массы, которые плохо себе представляли невозможность существования прямого провода в столицу враждебной страны в военное время. Но слухи о сепаратном мире, «германской партии» и т.п. ходили и в придворной среде. Так, например, посол Франции в России в 1914-1917 гг. М. Палеолог описывает в дневнике свой разговор с высокопоставленным придворным сановником (в тексте он назван инициалом Э.), состоявшийся в 1916 году. Сановник говорит Палеологу, что Г.Е. Распутин и его основные ставленники из числа высших должностных лиц Б.В. Штюрмер, А.Д. Протопопов, Н.А. Добровольский - лишь «простые орудия в руках анонимного и немногочисленного, но очень могущественного кружка, который, устав от войны и боясь революции, требует мира».

По словам собеседника Палеолога, ядро этого кружка составляет дворянство балтийских провинций и главные придворные должностные лица.

К той же группе принадлежат наиболее реакционные члены Государственного совета и Государственной думы, высшие лица Сената, крупные финансисты и. крупные промышленники. Через Штюрмера и Распутина эта группа определяет политическую линию императрицы Александры Федоровны, а через нее влияет и на императора Николая II. При этом собеседник французского посла заявил, что вышеописанная придворная партия заставит императора отречься от престола в пользу наследника под регентством императрицы в случае, если Николай II откажется пойти на сепаратный мир.

О распространении схожих настроений свидетельствуют и другие документы эпохи. Так, в донесении начальника московского охранного отделения А.П. Мартынова от 27.04.1916 г. на имя директора Департамента полиции Е.К. Климовича сообщается следующее. В Москве 27.04.1916 г., после панихиды на могиле видного деятеля партии кадетов и председателя Государственной думы первого созыва С. А. Муромцева группа его однопартийцев собралась на квартире князя П.Д. Долгорукого. Один из участников собрания, князь Шаховской, заявил: «Народ буквально стонет в когтях хищников, и, когда мы хотим прийти ему на помощь, нас связывают по рукам и ногам. Разве это не помощь врагу, разве это не драгоценная услуга Вильгельму? Начиная войну, Вильгельм мечтал о революции в России. Вильгельм жестоко обманулся, но ему поспешили на помощь господа Горемыкины, Хвостовы, Штюрмеры. Патриотический порыв они подменяют чувством острого озлобления, сеют бурю, вносят хаос, дезорганизуют тыл. Это величайшее преступление правительства нельзя назвать иначе как государственная измена». На том же собрании П.Д. Долгорукий сказал: «Обращаясь к монарху, необходимо отметить, что правительство Штюрмера идет вразрез с верховной властью, которая призывает к единению и дружной; работе в борьбе против врага, в то время как правительство Штюрмера прилагает все усилия, чтобы внести в общественную работу раздор и ослабление сил».

Чуть ранее, 16.02.1916 г., в докладе Департамента полиции о настроении в обществе говорится, что «вместе с чувством неуважения к особе государыни императрицы Александры Федоровны необходимо еще и отметить и распространение чувства озлобления в отношении ее как немки. Государыню императрицу даже в интеллигентских кругах считают вдохновительницей и руководительницей кампании в пользу сепаратного мира с Германией.

Зловредные попытки не останавливаются на этом, пуская в ход все средства, чтобы очернить государя императора. Не останавливаются перед широким распространением сплетни, что лично государь является инициатором происходящих закулисных переговоров о сепаратном мире с Германией».

20.09.1916 г тогдашний глава МВД А.Д. Протопопов, считавшийся ставленником Распутина и императрицы, получил анонимное письмо, содержащее прямые обвинения в измене Родине. В письме говорилось: «Итак, Вы добились своего, получили это назначение (на пост главы МВД) и теперь обдумываете, как Вам лучше привести в исполнение Ваш план... (...) А назначение Ваше, состоявшееся, как всем известно, благодаря исключительному влиянию германофильской партии, приближение к себе Курлова (имеется в виду назначение товарищем (заместителем) министра внутренних дел генерала П.Г. Курлова), весьма хорошо известного слуги немцев, до того простершего свое усердие, что он не остановился даже перед убийством Столыпина по наущению немцев. Затем Белецкий, хорошо известный исполнитель немецких планов. Все это не оставляет сомнения в следующем: Ваша встреча в Стокгольме (имеется в виду встреча в Стокгольме Протопопова с германским финансистом Ф. Варбургом, о которой будет сказано ниже) вовсе не была случайной, Вы шли на нее, ибо получили о ней сведения еще в Петрограде. Увидавшись, Вы получили от немца определенные инструкции, которые и обязались исполнять».

Еще одно интересное свидетельство эпохи - направленный в Департамент полиции 08.02.1917 г. материал начальника Петроградского охранного отделения B.C. Глобачева, основанный на агентурных сообщениях. Главная тема документа - исходящие от оппозиционных депутатов Государственной Думы слухи, широко распространяемые в кругах столичного общества. Данные слухи, утверждал Глобачев, провоцируют тревожное настроения у населения и не поддаются проверке силами Охранного отделения.

Вот наиболее красноречивая цитата из данного документа: «С одной стороны, мы до сих пор не имели случая сомневаться в искренности намерения русского правительства, а с другой - те слухи о борьбе придворных партий и темных влияний, которыми переполнены столбцы заграничных газет, заставляют нас все время быть настороже: германские агенты так долго муссировали различные новости о намерениях царского правительства, что трудно допустить мысль, будто эти слухи ни на чем не основаны. Да, кроме того, поведение многих министров, особенно Штюрмера и Протопопова, показывает, что в России есть сильная партия сторонников Германии, лишенная возможности явно агитировать за мир, но усиленно работающая теми путями, которые закрыты для международной дипломатии. За границей давно появились статьи, доказывающие, что Германия имеет в России очень видных сторонников, и мы об этом не раз делали доклады Вашему Превосходительству... Ввиду того, что некоторые круги высшего общества стоят за немедленный сепаратный мир с Германией, мы довели до сведения ..., что Германия, предлагая России, мир с условием вернуть Польшу и Прибалтийский край, одновременно предложила Франции заключить мир ввиду ненадежности союза с Россией, близкой к сепаратному миру».

Однако существуют ли достоверные и не спекулятивные сведения о контактах царской семьи и Распутина с немцами в годы Первой мировой войны? Следователь Н.А. Соколов, расследовавший дело об убийстве царской семьи, не обошел вниманием и слухи о связях царской семьи с Германией. Он впоследствии допросил нескольких лиц, имевших прямое отношение к Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства. В числе допрошенных им лиц был и курировавший деятельность комиссии министр юстиции (впоследствии премьер-министр) А.Ф. Керенский. Также Соколов получил от В.М. Руднева в феврале 1920 года материалы его расследования.

В своих показаниях Соколову Керенский утверждает, что Комиссия не нашла признаков измены (т.е. контактов с немцами) в действиях Николая II и Александры Федоровны. Керенский добавляет от себя, что его личные впечатления от контактов с Николаем II свидетельствуют в пользу того, что бывший император не стремился к заключению сепаратного мира.

Однако Керенский сообщает любопытный факт. В бумагах императора было обнаружено написанное по-немецки письмо кайзера Вильгельма русскому самодержцу. В нем германский император предлагал своему русскому коллеге заключение сепаратного мира. На это письмо Николай II поручил одному из своих приближенных (кому именно Керенский не помнит) подготовить ответ на французском языке. В ответе было сказано, что Николай II не желает отвечать на это письмо. Керенский датирует этот факт 1916 годом.

Эпизод, рассказанный Керенским, действительно говорит о нежелании императора Николая II нарушать союзнические обязательства в пользу Антанты и заключать сепаратный мир с Германией. Но этот же эпизод с письмом Вильгельма II свидетельствует и о другом: о наличии контактов (пусть эпизодических и через посредников) между русским и германским императорскими дворами в годы Первой мировой войны.

Интересно, что тот же Керенский не отрицает влияния германской агентуры при дворе. Проводником этого влияния Керенский называл Распутина. В разговоре с Соколовым Керенский утверждал, что внимательно ознакомился со многими документами Департамента полиции, посвященными фигуре Распутина. В результате знакомства с этими документами у Керенского сложилось впечатление о Распутине, как о немецком агенте.

В своих показаниях Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, бывший глава МВД А.Н. Хвостов высказывается в сходном с Керенском духе. По мнению Хвостова, Распутин был «несознательным шпионом», то есть был окружен германской агентурой и выбалтывал ей то, что узнавал от придворных источников.

Так был ли Распутин «несознательным шпионом»? И существовала «германская партия» при дворе? Чтобы ответить на эти вопросы, нужно исследовать деятельность императора Николая II, императрицы Александры Федоровны в годы Первой мировой войны. В первую очередь, рассмотрим вопрос о политической роли Г.Е. Распутина и его возможной принадлежности к «германофильской партии». Приоритет в рассмотрении вопроса именно о Распутине объясняется тем, что именно его и близких к нему лиц наиболее часто обвиняют в «немецких симпатиях».

Еще раз подчеркнем, что Г.Е. Распутин не был и не мог быть политической фигурой. Но он имел удивительное влияние на императора и императрицу, и поэтому рассматривался различными придворными силами как проводник влияния на царскую чету.

Вот, в частности, несколько примеров, подтверждающих вышесказанное.

В материалах ЧСК Временного правительства существуют показания о том, что Распутин способствовал назначению командующим Северным фронтом генерала Н.В. Рузского. Решение способствовать назначению Рузского Распутин принял под воздействием группы из нескольких офицеров, с которыми он имел разговор в доме у общих знакомых.

Другой, не менее яркий, пример. 9 (22) февраля 1916 года император Николай II посетил Государственную думу, где выступил с речью перед депутатами. Как утверждал министр иностранных дел С.Д. Сазонов в беседе с послом Франции в России М. Палеологом, на поход в Думу императора вдохновил министр двора В.Б. Фредерикс. Якобы также Николай II опасался отрицательной реакции на этот его поступок со стороны премьер-министра Б.В. Штюрмера и императрицы Александры Федоровны.

Однако И.Ф. Манасевич-Мануйлов имел свою версию вышеописанных событий. Он имел разговор со своим старым знакомым, историком революционного движения В.Л. Бурцевым, который пожаловался на усиление реакционных тенденций. Манасевич-Мануйлов сказал Бурцеву, что тут нужно действовать через Распутина и пообещал поговорить с ним. И разговор Манасевича-Мануйлова с Распутиным по вопросу о вреде реакционных тенденций в российской политике состоялся. А Распутин использовал свое влияние на императора и императрицу, чтобы организовать визит Николая II в Государственную Думу.

Отметим, что между И.Ф. Манасевичем-Мануйловым и В.Л. Бурцевым, несмотря, на. принадлежность к противоположным политическим лагерям — полицейско-охранительному и революционному, существовали давние личные и деловые отношения. В 1910 году тогдашний премьер-министр и глава МВД П.А. Столыпин пытался привлечь И.Ф. Манасевича-Мануйлова к уголовной ответственности за попытку войти в конспиративные сношения с В.Л. Бурцевым. Якобы Манасевич-Мануйлов пытался передать Бурцеву за деньги сведения об агентуре Департамента полиции в революционном движении. При этом Мануйлов был подвергнут кратковременному аресту, а в его квартире в ночь на 17 января 1910 года был проведен обыск. В ходе этого обыска были изъяты письма известных деятелей политической полиции С.В. Зубатова и Е.П. Медникова.

Таким образом, сюжет с разговором Бурцева с Манасевичем-Мануйловым, после которого Манасевич-Мануйлов уговорил Распутина поговорить с царем о походе в Государственную думу, вполне верифицируем.

Как же можно описать характер собравшейся вокруг Распутина группы, и какова же была ее политическая направленность? Основу окружения Распутина составляли его поклонницы, относившиеся к Распутину как к святому. Ярким примером такой поклонницы, проникнувшейся к Распутину почти религиозным чувством, являлась жена видного сановника О.В. Лохтина, которая в открытую называла Распутина Христом. К той же категории относились М.В. Головина, А.А. Пистолькорс (сестра А.А. Вырубовой) и целый ряд других лиц.

Интересно, что, наряду с женами высокопоставленных сановников, к этим поклонницам Распутина относились и простые крестьянки, и монашки, привлеченные в общину Распутина еще в период его деятельности в Покровском и паломничества по сибирским и уральским монастырям. Так, в частности, одной из приближенных Распутина была монахиня А. Лаптинская, работавшая в придворном военном госпитале и выполнявшая роль связника между императрицей и Распутиным. Лаптинская познакомилась с Распутиным, когда была послушницей в Октайском Свято-Тихоновском монастыре недалеко от Екатеринбурга. Она стала страдать припадками, которые служители монастыря считали «одержимостью дьяволом». Монастырское начальство обратилось к Распутину, который в тот момент странствовал по уральским монастырям, за помощью. Распутин провел обряд экзорцизма над Лаптинской. С тех пор она стала одной из наиболее преданных Распутину поклонниц.

О нездоровой религиозно-мистической атмосфере в ближайшем окружении Распутина (в первую очередь, среди его поклонниц) говорит и такой факт. После смерти Распутина кружок его поклонниц не распался. Более того, лидирующую роль в нем заняла одна из наиболее фанатичных поклонниц «старца» О.В. Лохтина. Именно Лохтина стала восприниматься распутинскими поклонницами (в том числе, родными дочерьми Распутина) как медиум, передающий из загробного мира волю Распутина.

Лохтина совершала паломничества к дому Распутина на Гороховой улице в Петрограде после Февральской революции, чтобы почувствовать дух Распутина. Более того, именно Лохтина фактически приказала дочери Распутина Матрене выйти замуж за поручика Б.Н. Соловьева.

О том, что группа поклонников и поклонниц (фактически секта) Распутина не распалась после его смерти и продолжала существовать, говорит и следующий факт. Следователь Н.А. Соколов установил, что среди горничных Александры Федоровны в Тобольске были две поклонницы Распутина - некие Уткина и Романова. Они не числились официально в штате прислуги, приехали в Тобольск уже после приезда туда императорской семьи и жили отдельно от остальной прислуги, на частной квартире в городе.

Уткина и Романова служили связными между Александрой Федоровной и зятем Распутина Б.Н. Соловьевым. Интересно отметить, что этот тайный канал связи с Соловьевым (а через него и с Вырубовой) скрывался от всех, даже от самых лояльных к бывшей императрице лиц. Например, от камер-фрау М.Ф. Занотти, которая была глубоко лично предана Александре Федоровне и царской семье, никогда не являлась противницей Распутина, но в то же время не принадлежала и к числу его фанатичных поклонниц.

Следователь Н.А. Соколов, изучая окружение императрицы и Распутина, отметил практиковавшийся в этом кругу обычай давать клички близким знакомым. Так, в частности, тобольского епископа Варнаву именовали «Мотыльком», Б.В. Штюрмера - «Стариком», а А.Д. Протопопов фигурировал под кличкой «Калинин». Н.А.Соколов рассматривает этот обычай как признак конспиративной организации.

Кроме того, Соколов обнаружил, что императрица и члены конспиративного кружка во главе с зятем Распутина Б.Н. Соловьевым пользовались свастикой в качестве условного знака. Когда Соколов попросил Соловьева объяснить значение этого знака, тот заявил, что это - индийский знак для обозначения вечности. От дальнейших объяснений Соловьев уклонился.

Можно констатировать, что окружение Распутина представляло собой закрытую секту. Скорее всего, идеологией этой секты была разновидность хлыстовщины. Управляя Распутиным, можно было управлять и его высокопоставленными поклонницами.

Кто же пытался управлять этой группой религиозно-экстатичных и явно нервно неуравновешенных людей? И была ли выработана у распутинской группы единая политическая линия?

Бывший директор Департамента полиции (впоследствии - начальник разведки генерала П.Н. Врангеля) Е.К. Климович так пытался ответить на этот вопрос на допросе 19 марта 1917 года: «Мне казалось, что какой-нибудь организации влияющей нет — это хаос, полный хаос. По-моему, в центре этого хаоса все же стояла госпожа Вырубова. Это мои личные впечатления. К ней примазывались все, кому удалось. В данном случае, удавалось немногим пройти, например, Мануйлову (И.Ф. Манусевичу-Манушову). Если не непосредственно к Вырубовой, то к Никитиной (фрейлина императрицы, дочь коменданта Петропавловской крепости, близкая знакомая Б.В. Штюрмера), Распутину. Засим, то, что группировалось около Распутина, в широком политическом смысле, политических целей оно несомненно не преследовало, а скорее преследовало цели чисто извлечения личных выгод».

К похожим выводам пришел и В.М. Руднев. Работая в комиссии, он собрал большой материал, касающийся участия Распутина в разных делах. В основном, это были просьбы, которые Распутин направлял ко двору и высокопоставленным сановникам. Эти просьбы касались служебных перемещений, помилований осужденных, экономических проектов (железнодорожных концессий и др.).

Подписанные Распутиным и оформленные чрезвычайно безграмотно прошения были обнаружены при обысках у бывшего дворцового коменданта В.Н. Воейкова и бывшего Председателя Совета Министров Б.В. Штюрмера, а также некоторых других должностных лиц. На некоторых их этих писем были обнаружены пометки, сделанные рукой В.Н. Воейкова. Отметки были разного содержания: указания на имя, отчество, фамилии, домашние адреса распутинских протеже, отметки об удовлетворении просьбы и т.д.

Основные решения распутинского кружка, как утверждал в 1917 году на следствии А.Д. Протопопов, принимались в «маленьком домике Вырубовой» в Царском Селе. Этот дом Протопопов не без остроумия называл «папертью власти». Именно здесь всех сановников, придворных чинов, военных, чиновников делили на «своих» и «не своих». Распутин был своего рода связным между внешним миром и этой «папертью власти».

Вот что показывает о покровителях на допросе 18 марта 1917 года в Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства бывший министр внутренних дел А.Н. Хвостов. По словам Хвостова, Распутина охраняли сразу нескольких спецслужб: Департамент полиции, агентура начальника дворцовой охраны А.И. Спиридовича и охрана, которую оплачивали некие «разные банковские деятели: какие-то евреи всегда тут торчали». В числе этих банковских деятелей Хвостов называет директора правления Русско-французского банка Д.Л. Рубинштейна («Митьку»).

Кроме того, по словам Хвостова, в окружение Распутина входили также его секретари (их Хвостов называет «целым штатом охранников»). Бывший глава МВД не расшифровывает значение слова «охранник», которое он применяет к распутинским секретарям. Но из контекста следует, что речь идет об агентах спецслужб.

Секретарями было несколько человек: авантюрист и ювелир А. Симанович, некий Волынский, И.Ф. Манасевич-Мануйлов, а также неназванные Хвостовым инспектор народных училищ города Петрограда и женщина. Хвостов утверждает, что провел обыски у всех секретарей с целью выяснить: кто из них имеет отношение к политическим делам, а кто просто решал свои (в первую очередь, денежные) вопросы. При обысках Хвостов обнаружил множество запечатанных конвертов с просьбами Распутина.

Есть ли данные, указывающие на то, что кто-то из окружавших Распутина банковских деятелей, так называемых секретарей или агентов спецслужб, был германофилом или имел какие-либо тайные контакты с кайзеровской Германией в период Первой мировой войны? Кроме того, можно ли говорить о том, что сам Распутин или его главная покровительница императрица Александра Федоровна были настроены прогермански?

В отношении Распутина можно твердо сказать, что он был настроен резко критически по отношению к участию России в Первой мировой войне. Отметим в этой связи, что летом 1914 года он был ранен религиозной фанатичкой X. Гусевой, считавшей его лже-пророком. Узнав о международном кризисе, вызванным убийством в Сараево эрцгерцога Франца-Фердинанда, он посылал императору телеграммы, в которых умолял не начинать войну.

Однако такое поведение Распутина вряд ли стоит считать выражением прогерманских симпатий. Как вспоминает французский посол М. Палеолог, он имел в феврале 1915 года личную встречу с Распутиным, в ходе которой последний высказывал свое неодобрение идущей войной. При этом Распутин резко неприязненно отзывался лично об императоре Вильгельме II.

Таким образом, речь идет, скорее, о пацифизме Распутина и его понимании возможных последствий войны. Он хорошо знал жизнь простых крестьян и их умонастроения, и не мог не понимать, что затяжной военный конфликт ведет к тяжелому внутриполитическому кризису. А этот кризис, в свою очередь, способен перейти в революцию.

Императрицу Александру Федоровну также нельзя обвинить в особых симпатиях к Германии и династии Гогенцоллернов. Даже такой искатель «тайного немецкого засилья», как А.Н. Хвостов, заявил на допросе в ЧСК, что императрицу не следует обвинять в симпатиях к Германии, так как у прямых родственников императрицы - Гессенской герцогской фамилии - есть «свои счеты с Вильгельмом».

Эти исторические счеты сводились к следующему. В 1866 году Гессен-Дарштадтское герцогство по инициативе его правителей приняло участие в войне Австро-Венгерской империи против Пруссии. А в 1870 году, за два года до рождения Александры Федоровны, Гессен-Дармштадт был насильственно включен в состав вновь созданной Германской империи. Отец Александры Федоровны, великий герцог Людвиг Гессенский, ненавидел Пруссию и лично семейство Гогенцоллернов за потерю независимости, и передал это чувство ненависти своей дочери.

Кроме того, герцоги Гессенские приходились прямыми родственниками британской королевской фамилии. Мать Александры Федоровны принцесса Алиса Английская была дочерью королевы Великобритании Виктории. То есть, будущая императрица Александра Федоровна приходилась внучкой Виктории. И с таким же успехом ее можно было бы обвинить в особых; пристрастиях к Великобритании и тесных связях с английской королевской семьей.

Таким образом, нет никаких оснований причислять Александру Федоровну к германофилам и приверженцам некоей «немецкой партии». Более того, у нее были все основания (включая семейно-родственные) быть противником Германии и личным врагом династии Гогенцоллернов. Также нет никаких оснований причислять к германофилам кого-либо из ближайшего окружения Александры Федоровны, включая Г.Е. Распутина.

Однако все вышесказанное не означает, что в высших слоях тогдашнего российского дворянства и влиятельного петербургского чиновничества не существовала германофильских настроений. Более того, можно также проследить связи между германофильскими кругами российского общества и правящими кругами и крупными экономическими структурами кайзеровской Г ермании.

Наиболее последовательной германофилкой считалась влиятельная в петербургском свете графиня М.Э. Клейнмихель (урожденная графиня Келлер), известная как устроитель знаменитых на весь Петербург костюмированных балов и содержательница политического салона. Более того, в период Первой мировой войны и даже в предшествовавшие ей годы ходили упорные слухи, что Клейнмихель поддерживала контакт со спецслужбами Германии. Однако графиня Клейнмихель сразу же после Февральской революции в своем письме министру юстиции Временного правительства А.Ф.Керенскому попросила провести расследование ее деятельности и уже в юридическом порядке установить ее причастность или непричастность к шпионажу.

Органы военной контрразведки Петроградского военного округа еще в предвоенные годы фиксировали контакты Клейнмихель с Германией. В частности, она значилась в официально составленном контрразведчиками списке лиц, которые в 1911-1914 гг. находились в плотном контакте с германскими государственными и частными структурами. Однако характер этих контактов обозначался в официальных документах, как «не выясненный, но представляющийся подозрительным».

М.Э. Клейнмихель обратила на себя внимание органов военной контрразведки в 1910 году. Подозрения вызвали особо частые визиты представителей германской, австро-венгерской, турецкой и персидской дипломатических миссий к графине Клейнмихель. Якобы даже она поддерживала конспиративный контакт с немецким посольством.

Кроме того, в период перед Первой мировой войной были отмечены и прямые контакты Клейнмихель с высшими лицами Германии. В том же 1910 году она была приглашена на традиционную осеннюю охоту, организатором которой был император Вильгельм И. Однако по какой-то причине графиня на охоте быть не смогла и посетила Германию лишь в конце 1910 года. В ходе своего визита Клейнмихель неоднократно посещала Потсдам, где находилась и кайзеровская резиденция. Были отмечены ее контакты с высшими должностными лицами германского рейха, включая канцлера. Сама же Клейнмихель объясняла свои визиты в Потсдам наличием там своих многочисленных родственников и знакомых.

В 1912 году кайзер Вильгельм II оказал Клейнмихель важный знак внимания - он прислал графине в Петербург свой фотопортрет с внуком, на котором также красовался автограф германского императора.

Вывод российских военных контрразведчиков относительно характера контактов Клейнмихель с немцами был прост: графиня входила в круг лиц, в услугах которых по каким-то причинам нуждалась Германия. Однако в распоряжении военных не было достаточного материала, который бы позволял предъявить Клейнмихель обвинение в шпионаже.

В период Первой мировой войны салон графини Клейнмихель часто посещали дипломаты нейтральных стран: Швеции, Китая и Персии, которых в Петрограде не без оснований считали проводниками германских интересов. Особенно частыми и близкими были отношения между Клейнмихель и персидскими дипломатами. Военная контрразведка часто фиксировала, что после посещения салона Клейнмихель персидский посланник в Петрограде отправлял некие бумаги через шведское посольство в персидскую дипломатическую миссию в Берлине.

Кроме того, в числе знакомых Клейнмихель был и петербургский юрист А.Н. Вольфсон. Графиня помогла Вольфсону занять пост вице-консула Испании в Петрограде. Товарищ (заместитель) главы МВД, генерал В.Ф. Джунковский подозревал Вольфсона в шпионаже в пользу Германии. В июле 1916 года на квартире Вольфсона был произведен обыск, а сам он арестован по делу известного петербургского финансиста Д.Л. Рубинштейна, также подозревавшегося в шпионаже. Однако подтверждений версия о шпионаже Вольфсона не получила.

Тем не менее связи Вольфсона с Германией в период Первой мировой войны обнаружены были. В частности, он пользовался испанскими дипломатическими каналами для передачи писем интернированному в Берлине князю Д.О. Бебутову.

Назначенное Временным правительством следствие по делу графини М.Э. Клейнмихель пришло к выводу, что оснований для уголовного преследования за шпионаж в ее деле не имеется.

Все вышесказанное позволяет сделать вывод, что графиня Клейнмихель имела контакты с представителями германской политической элиты и дипломатических кругов. Но обвинять ее в шпионаже в пользу Германии вряд ли правомерно. Клейнмихель была пожилой вдовой русского генерала, не занимала государственных постов и не имела доступа к военно-политическим секретам. Другое дело, что германские разведчики, работающие под «крышей» дипломатической миссии, могли использовать салон Клейнмихель для сбора политически значимых придворных сплетен и подбора кандидатур для агентурной вербовки.

Даже если признать Клейнмихель лидером «германофильской придворной группировки», можно ли при этом утверждать, что кто-то из ближайшего окружения Николая II или его жены (в первую очередь, Распутин) были связаны с Клейнмихель?

А.А. Вырубова в 1917 году заявляла, что отношение Николая II и Александры Федоровны к Клейнмихель было отрицательным именно из-за ее германофильских взглядов. Сама же М.Э. Клейнмихель говорила на допросах, что никогда не была знакома с Г.Е. Распутиным, а А.Д. Протопопова видела один раз в своей жизни. Что же касается А.А. Вырубовой, то ее Клейнмихель видела у великого князя Павла Александровича, который был женат морганатическим браком на дальней родственнице Вырубовой.

И проведенный следствием анализ книг визитов графини Клейнмихель подтверждал эти утверждения: в период 1914-1917 гг. ни Г.Е. Распутин, ни А.А. Вырубова, ни князь М.М. Андроников (его считали германофилом и другом Распутина) ее дом не посещали. Однако анализ тех же книг показывает, что в этот же период петербургский финансист Д.Л. Рубинштейн семь раз посещал Клейнмихель.

Директор Русско-Французского банка Д.Л. Рубинштейн действительно был близко знаком с Распутиным. Документа Департамента полиции о наружном наблюдении за Распутиным фиксировали контакты «старца» с Рубинштейном. Так, в датированной февралем 1916 года полицейской справке говорится, что Рубинштейн неоднократно посещал квартиру Распутина, а «старец» регулярно бывал у директора Русско-Французского банка.

Кроме того, та же полицейская справка указывает, что Рубинштейн арендовал в Петрограде квартиру в доме №5 по Царицынской улице, принадлежащем старой знакомой и покровительнице Распутина графине С.С. Игнатьевой. Более того, Рубинштейн якобы рассчитывал на посредничество Распутина в деле покупки у Игнатьевой этого дома.

Однако нет никаких свидетельств того, что Рубинштейн посредничал между Распутиным и Клейнмихель, руководствуясь германофильскими убеждениями. Имеющиеся данные не позволяют судить о характере отношений Рубинштейна и Клейнмихель. Возможно, что это было просто деловое знакомство, вызванное необходимостью совместно решать какие-то экономические вопросы. Тем более, что полицейские материалы указывают, что Рубинштейн поддерживал отношения со многими людьми. В том числе и с политическими противниками Распутина. Например, с лидером партии октябристов и бывшим председателем Государственной думы А.И. Гучковым.

Но есть и другие данные, которые могут служить косвенным доказательством шпионской-деятельности-Рубинштейна в пользу Германии и соучастия в этой деятельности Распутина. Якобы Рубинштейн давал указание Распутину съездить в Царское Село и узнать о предстоящем наступлении. Он объяснял свою просьбу тем, что хотел бы купить леса в Минской губернии, а информация о предстоящих боевых действиях нужна ему для того, чтобы определиться со своими экономическими планами.

Информация о предстоящем наступлении (равно как и о других военных приготовлениях) относится к категории высших государственных секретов. Попытка получить ее всегда вызывает законное подозрение контрразведки. И даже С.П. Мельгунов, скептически настроенный по отношении к любым попыткам обвинить Распутина в государственной измене, вынужден признать, что в данном случае подлинный мотив действий Рубинштейна непонятен.

Однако сразу оговоримся, что интерес к информации о военных планах русского командования мог действительно носить не шпионский, а чисто коммерческий характер. В прифронтовой полосе было много имущества: леса, сельскохозяйственные угодья, поместья, которое имело богатых владельцев. Обладая информацией о военных планах, можно было проворачивать и различные сделки (купли-продажи, страхование) с выгодой для себя.

Летом 1916 года против Рубинштейна было возбуждено уголовное дело как против шпиона. Будучи одним из владельцев страхового общества «Якорь», он страховал военные заказы российского правительства. Следствие считало, что информацию об этих страховых сделках Рубинштейн передает в Берлин.

Обвинение действительно серьезное. Однако здесь стоит отметить, что уголовное преследование Рубинштейна сопровождалось скандалом. Вслед за владельцем Русско-французского банка был арестован чиновник по особым поручениям при главе правительства Б.В. Штюрмере И.Ф. Манасевич-Мануйлов. Его обвиняли в том, что он шантажировал Рубинштейна и вымогал у него деньги. Некоторые историки (например, С.П. Мельгунов) прямо считают, что именно Мануйлов и «посадил» Рубинштейна.

Еще один важный момент - секретарь Распутина А.С. Симанович называет Рубинштейна «банкиром царицы». Якобы, с помощью директора Русско-Французского банка императрица, Александра Федоровна переправляла в Германию через нейтральные страны деньги для своих родственников из Гессенской герцогской фамилии. Однако никаких документальных подтверждений этой информации нет. Кроме того, мемуары Симановича просто пестрят неточностями, преувеличениями и откровенной выдумкой.

Поэтому серьезно говорить о роли Рубинштейна как значимого члена окружения Распутина и императрицы нельзя.

Еще одна фигура высшего петербургского общества, считавшаяся прогерманской, - это князь М.М. Андроников, которого также считали одним из близких знакомых Распутина.

Сразу же отметим, что германофильские симпатии Андроникова вроде бы налицо. Он считался одним из петербургских лоббистов электрической компании «Общество 1886 года», в которой присутствовал значительный немецкий капитал. Андронников поддерживал тесные связи с премьер-министром России в 1914-1916 гг. И. Л. Горемыкиным, который также защищал интересы «Общества 1886 года». Кроме того, он не скрывал своих симпатий к Германии и ее императору.

При обыске квартиры Андроникова в марте 1917 года следователь В.М. Руднев обнаружил колоссальный архив. Он установил, что основным занятием князя была организация ходатайств по разного рода аферам, в ходе осуществления которых Андроников получал прибыль. В частности, у него был обнаружен проект учреждения акционерной компании для создания оросительной системы в Мургабской степи. В этой компании Андроников должен был играть одну из главных ролей.

Руднев также установил наличие контактов между Распутиным и Андронниковым. Последний предоставлял Распутину свою квартиру для организации секретных свиданий с А.Н. Хвостовым, С.П. Белецким и епископом Тобольским и Сибирским Варнавой (В.А. Накролиным). Из допросов придворных лиц Руднев установил, что Андроников не пользовался авторитетом при Дворе и в Царском Селе, а отношение к нему было «критически-ироническое».

Однако анализ показаний, данных в Чрезвычайной следственной комиссии разными лицами, показывает, что Руднев, мягко говоря, лукавит. Бывший и.о. директора Департамента полиции С.П. Белецкий указывает на две важные связи князя Андроникова: с дворцовым комендантом В.Н. Воейковым и вдовствующей императрицей Марией Федоровной (матерью Николая II). Более того, Белецкий называет Андроникова «общественной агентурой Воейкова».

Сам Андроников в своих показаниях прямо говорит, что имел контакты с Воейковым. При этом он не скрывал, что был интересен Воейкову тем, что рассказывал ему о военном министре В.А. Сухомлинове. Но Андроников одновременно выведывал у Воейкова о политических перспективах Сухомлинова. Потом Андроников и Воейков начали обсуждать и коммерческие дела дворцового коменданта. Андроников подчеркивал, что каждый раз говорил Воейкову о «неправильном» поведении Распутина.

Отношения Распутина и Андроникова были неровными. В 1915 году Распутин и Андроников были участниками интриги по назначению А.Н. Хвостова главой МВД. Как утверждал жандармский генерал М.С. Комиссаров на допросе в ЧСК 4 мая 1917 года, Хвостов был активным участником интриги против премьер-министра И.Л. Горемыкина. Он рассчитывал, что следующим премьером после снятия Горемыкина станет он, Хвостов. Но после назначения Штюрмера Хвостов решил избавиться от Распутина.

При этом у Хвостова были все основания «обижаться» на Распутина. Согласно расследованию В.М. Руднева, А.Н. Хвостов и директор Департамента полиции С.П. Белецкий заключили тайное соглашение с Распутиным. По этому соглашению они ежемесячно выплачивали Распутину по три тысячи рублей и единовременные пособия разных размеров за организацию нужных назначений. Однако впоследствии Распутин осознал всю невыгодность принятых им на себя обязательств и начал действовать без оглядки на Хвостова и Белецкого. Хвостов поняв, что Распутин очень грубо обманул его, решил вступить в открытую борьбу с ним. Однако такое положение вещей не устраивало Белецкого, который боялся, что борьба Распутина с Хвостовым станет концом его карьеры. В результате интриг Белецкого, переметнувшегося на сторону Распутина, Хвостов был смещен с поста главы МВД.

О степени ожесточения Хвостова по отношению к Распутину говорит и попытка покушения на «старца», которую пытался организовать глава МВД.

В 1916 году между Распутиным и Андрониковым произошел крупный конфликт. Непосредственной причиной конфликта стал вопрос о бывшем военном министре В.А. Сухомлинове. Сухомлинов и его супруга Е.В. Сухомлинова в течение долгого времени поддерживали тесные отношения с Андрониковым.

Однако, по словам А.Н. Хвостова, Андроников и Сухомлинов «не сумели поделить Распутина». Вроде вначале отношения Андронникова и Распутина были очень хорошие. При этом, якобы, Андроников добился через Распутина проведения над Сухомлиновым следствия и суда. Однако Распутин вскоре добился освобождения Сухомлинова и способствовал высылке Андроникова в Рязань. Конкуренцию между Андрониковым и Распутиным отмечает и бывший директор Департамента полиции Е.К. Климович.

Таким образом, можно констатировать, что связи между Андрониковым и Распутиным не носили характер стратегического союза. Информации об отношениях между Андрониковым и Александрой Федоровной нет вообще. Кроме того, достаточно относительными следует считать и германофильские настроения Андроникова. И главный аргумент здесь - участие Андроникова в назначении явно антинемецки настроенного Хвостова главой МВД.

Подозрения в шпионаже в пользу Германии падали и на тесно связанного с придворными кругами крупного финансиста И.П. Мануса. Кроме того, общественное мнение Первой мировой войны упорно считала Мануса финансистом из ближнего круга императрицы Александры Федоровны и Распутина. В дневниках М. Палеолога есть яркое описание обеда у Мануса, на котором присутствовал и Распутин. По мнению французского посла, подробный отчет об этом обеде уже на следующий день был в Берлине.

Однако здесь вновь возникает вопрос в достоверности этих сведений. Начнем с германофильских симпатий Мануса. Крупный петербургский финансист еврейского происхождения И.П. Манус был владельцем «Российского транспортного общества». Кроме того, Манус имел долю в страховом бизнесе, был председателем правления товарищества Петроградского вагоностроительного завода, играл на бирже.

Бывший министр внутренних дел А.Н. Хвостов утверждал на допросе в ВЧСК Временного правительства, что среди акционеров «Российского транспортного общества» была солидная доля немецкого капитала. Однако ни имен немецких акционеров, ни названий германских концернов, которые участвовали в капитале «Российского транспортного общества», Хвостов не приводил. Ни одного факта шпионской деятельности или саботажа со стороны лично Мануса или его коммерческих структур также никто и нигде не приводил.

И.П. Манус был хорошо знаком с одним из лидеров ультраконсервативных придворных кругов, личным другом покойного императора Александра III, издателем газеты «Гражданин», князем В.П. Мещерским. В 1914 году Мещерский скончался после тяжелой болезни, а Манус перешел под покровительство Н.Ф. Бурдукова.

Н.Ф. Бурдуков был доверенным лицом князя В.П. Мещерского, который пристроил его на службу в МВД. Бурдуков имел выходы на близких к императорской семье военных моряков - адмирала К.П. Нилова и капитана Н.П.Саблина, и решал с их помощью свои дела. При этом Манус щедро оплачивал Бурдукову его услуги.

Сам Манус также поддерживал близкие отношения с К.П.Ниловым и Н.П.Саблиным. При этом Саблин, будучи человеком небогатым, принимал от Мануса многочисленные денежные подношения. В качестве ответной любезности Саблин должен был хвалить или ругать тех или иных министров или кандидатов на министерские посты. В первую очередь, это относилось к важному для Мануса посту министра финансов.

Иногда указания Мануса менялись чуть ли не каждый день. И тогда Саблин вынужден был озвучивать противоположное мнение. Так, в частности, произошло в случае с министром финансов России в 1914-1917 гг. П.Л. Барком, с которым у Мануса были неровные (порой конфликтные) отношения. Однажды Саблин вынужден был даже пожаловаться Манусу, что он не может постоянно менять свое мнение о Барке, так как это уже просто компрометирует его.

При этом конфиденты Мануса Саблин и Нилов были представителями противоположных придворных группировок. Нилов был лично близок к императору Николаю II. Он был резко отрицательно настроен по отношению к Распутину и держался в стороне от императрицы Александры Федоровны и А.А. Вырубовой. Более того, Вырубова относилась к нему крайне отрицательно.

Саблин, наоборот, поддерживал исключительно близкие отношения с Вырубовой и Александрой Федоровной. Они нередко давали ему разного рода конфиденциальные поручения. Так, в частности, в 1915 году Вырубова попросила Саблина принять меры, чтобы загладить скандал вокруг фигуры Г.Е. Распутина. Инициатором скандала был товарищ (заместитель) министра внутренних дел, генерал В.Ф. Джунковский, собравший информацию о скандально-хамском поведении Распутина во время посещения им ресторана «Яр» в Москве.

Таким образом, можно констатировать, что Манус поддерживал хорошие отношения с двумя противоположными группировками в окружении Николая II. При этом можно утверждать, что отношения Мануса с рядом придворных фигур (Н.Ф. Бурдуков, Н.П. Саблин) носили откровенно коррупционный характер.

Также можно говорить и о том, что Манус имел в числе своих деловых партнеров представителей германского капитала. Однако делать выводы о том, что Манус занимался шпионской деятельностью или саботажем в пользу Германии на территории Российской империи, нельзя. Более того, нельзя также говорить и о том, что он использовал свои придворные связи для работы в пользу Германии.

Рассмотренные выше примеры - графиня М.Э. Клейнмихель, князь М.М. Андронников, банкир и промышленник И.П. Манус - позволяют сделать вывод, что в российской элите существовали люди, ориентированные на Германию или имеющие крупный экономический интерес от сотрудничества с промышленниками и финансистами этой страны. В определенном смысле и с разной степенью достоверности их можно называть «германофилами». Но говорить об однозначной близости этих «прогерманских» фигур к императору Николаю II, императрице Александре Федоровне и их ближайшему окружению оснований нет.

«Германофильские» фигуры петербургского высшего общества — Андроников, Манус - имели доступ в придворное окружение царя и царицы. Но основательных доказательств, что они использовали свои придворные связи для шпионажа в пользу Германии, не имеется. Возможно, что тот же Манус и использовал какие-то свои знакомства в придворных кругах для помощи своим германским партнерам. Вполне вероятно, что Манус за взятки мог попытаться спасти капиталы своих германских друзей от конфискации в период Первой мировой войны. Однако это не есть шпионаж или вредительство.

Главный вывод - «германская партия» действительно существовала в придворно-аристократической среде. Видной представительницей этой «партии» была графиня М.Э. Клейнмихель. Однако между «германофильством» и шпионажем дистанция огромная. В случае с графиней Клейнмихель следует признать, что ее деятельность (в первую очередь, частые сношения с германскими дипломатами и диппредставителями союзных с Германией и Австро-Венгрией держав) могла, в той или иной степени, содействовать шпионажу против России. В частности, германские и союзные им разведчики могли использовать организуемые Клейнмихель многочисленные приемы для сбора информации и вербовки агентуры.

Можно также говорить о наличии экономических интересов в Германии у финансиста И.П. Мануса и князя М.М. Андроникова. И в этом смысле их можно причислить к «германской партии». Однако инкриминировать Манусу и Андроникову шпионаж в пользу Германии также нет никаких оснований.

Ни Николай И, ни Александра Федоровна к этой «партии» не принадлежали. Не принадлежал к ней и Распутин. Можно зафиксировать контакты Распутина с «прогерманскими кругами» в лице М.М.Андроникова. Однако они не носили признаков уголовно-наказуемых деяний.