Украшения и детали одежды

Как правило, по причине своей информативности украшения попадают в зону научного интереса в первую очередь. Не является исключением и рассматриваемый регион. Так, имеются публикации некоторых категорий украшений Супрутского городища [Изюмова С. А., 1978, 1989], отдельные предметы использовались работах, посвященных материалам роменского типа [Григорьев А. В, 2000. С. 121 —138]. Однако большая часть вещей еще не опубликована, не предпринималось попыток и какого-либо обобщена имеющегося материала.

Судя по соотношению различных категорий находок на па мятниках славян Хазарского каганата, наиболее распространенны» видом украшений в ранний период являлись серьги. Особенности погребального обряда (кремация на стороне) не позволяют с уверенностью говорить о половой принадлежности серег. По материалам Супрутского городища можно отметить, что миниатюрная про-

[87]

стая проволочная серьга была найдена на костяке взрослого мужчины (раскоп XXIII, погребение 1), две такие же, но бронзовые серьги находились на детском костяке [Арх. ИА РАН. Р-1: № 4226. Л. 4. Рис. 11], серьги салтовского типа и славянские лучевые как минимум втрех случаях находились при женских костяках и один раз — при детском [Изюмова С. А., 1978. С. 101, 102; Арх. ИА РАН. Р-1: № 4226. Л. 8, 10; 4592. Л. 6, 7]. Вероятно, крупные сложные серьги являлись женским типом украшений, что позволяет говорить о характере наиболее популярной прически, при которой уши оставались открытыми (скорее всего, коса).

Самыми распространенными являлись простые проволочные серьги диаметром от 1 до 2 см, свернутые из бронзовой, очень редко серебряной проволоки (рис. 37, 1—3). Они известны на всех

Рис. 37. Серьги, гривны и детали венчиков с памятников раннего периода:

1, 5, 7, 8 — Торхово;

2 — Уткино;

3, 6, 10—13 — Супруты;

4, 9— Железницы.

3, 4, 6, 9, 10, 13 — серебро;

1, 2, 5, 7, 8, 12, 15 — бронза;

14 — железо

[88]

раскапывавшихся ранних памятниках, но едва ли могут служить в качестве этнического или хронологического индикатора. Материал и простота изготовления, по всей видимости, указывают на невысокий социальный уровень их обладателей. Крупные проволочные серьги диаметром свыше 3,5 см встречаются на памятниках региона значительно реже (рис. 37, 4—6). Они делались из серебра и входили в состав Супрутского 1972 г. и Железницкого кладов [Изюмо-ва С. А., 1989. С. 206. Рис. 2 в; Рыбаков Б. А., 1948. С. 106, 107. Рис. 15]. Подобные украшения хорошо известны на памятниках ро-менского типа [Ляпушкин И. И., 1958. С. 26, 30. Рис. 13, 16; Москаленко А. Н., 1965. Рис. 42].

Наиболее яркими и самобытными могут считаться лучевые серьги, чаще называемые височными кольцами (рис. 38). Это название, ставшее традиционным, вряд ли отражает действительное назначение вещей, особенно на ранней, роменской стадии. Прототипы этих украшений, а также типологически близкие синхронные предметы, широко распространенные у южных и западных славян, определяются исследователями как серьги. Более поздние крупные семилопастные кольца, как показало исследование А. С. Агапова и Т. Г. Сарачевой, тоже носились в ушах [Агапов А. С, Сарачева Т. Г., 1997. С. 99—108]. Таким образом, не имеется никаких оснований выделять эту группу украшений из категории серег.

До недавнего времени лучевые серьги в бассейне Упы и прилегающих районах были известны лишь в двух пунктах: на городище Супруты и в составе Железницкого клада [Изюмова С. А., 1978; Рыбаков Б. А., 1948. С. 106, 107]. В последние годы подобные вещи были найдены еще в трех пунктах — на поселении у д. Слободка на р. Шат, на селище у Воротынцевского городища на р. Зуша и на Чертовом городище в низовье р. Жиздра [Прошкин О. Л., 2001, С. 97. Рис. 13, 1], В настоящее время коллекция лучевых серег с указанных пяти памятников насчитывает 33 экземпляра. Большинство из них выполнено из высококачественного серебра, лишь одно целое кольцо с Чертова городища и три фрагментированных с Супрутского городища и поселения Слободка сделаны из бронзы.

По предложенной ранее автором периодизации этого типа украшений, все известные серьги относятся к первому и второму этапам их развития [Григорьев А. В., 2000. С. 130—132. Рис. 46] или к ранним, первой и второй группам, по Е. А. Шинакову [1980. С. 123], Наиболее архаичными являются серьги с Чертова городища и Воротынцевского селища. Две спаявшиеся серебряные серьги Чертова городища состояли из массивного, ярко выраженного кольца, с внешней и внутренней сторон которого на большом расстоянии друг от друга располагалось по три луча из крупной зерни (рис. 38, 1). У оснований дужки находились объемные утолщения, имитирующие бусины. Предметы выполнены в технике двустороннего литья по модели и производят впечатление паяных [Прошкин О. Л., 2003. Рис. 8, 3]. Серьга с поселения Воротынцево также серебряная (рис. 38, 3). Она имеет пять зерненых лучей с внешней стороны и три с внутренней. Кольцо ярко выражено, лучи находятся на значительном расстоянии друг от друга, изображение одинаково отчетливо с обеих сторон. Типологически к указанному украшению близка бронзовая серьга с Чертова городища (рис. 38, 2) [Прошкин О. Л., 2001. Рис. 13, 1]. Она тоже имеет двустороннее изображение, но

[89]

отличается несколько худшей проработкой деталей и соединением оснований внутренних лучей. К этому же типу, вероятно, относилась еще одна бронзовая серьга, фрагмент которой найден на поселении Слободка на р. Шат.

Все перечисленные выше серьги относятся к наиболее раннему этапу их развития. Они практически полностью сохраняют основные элементы зерненых и псевдозерненых серег Подунавья VII— VIII вв. [Григорьев А. В., 2000. С. 128] и могут рассматриваться как переходные типы от дунайских традиций к традициям роменской культуры.

Лучевые серьги Супрут и Железницкого клада относятся ко второму этапу развития, на котором шел активный поиск новых форм и сочетаний элементов. Об этом свидетельствует разнообразие типов украшений. В то же время наблюдается начало формирования устойчивых сочетаний элементов, ставших впоследствии прототипами племенных украшений XI в. В литературе неоднократно описывались указанные вещи [Рыбаков Б. А., 1948. С. 106, 107;

[90]

Изюмова С. А., 1978; Григорьев А. В., 2000. С. 131, 132], поэтому охарактеризуем их лишь в общих чертах.

Все известные на сегодня 28 предметов могут быть разделены на две группы. К первой принадлежат собственно «лучевые» украшения — это все 8 серег Железницкого клада и 11 из 20-ти Суп-рутского городища. Вещи второй группы, вероятно, появились в результате творческих поисков супрутских мастеров. Каждый предмет или серия предметов этой группы глубоко индивидуальны.

Большинство лучевых серег первой группы могут быть отнесены к одному типу (рис. 38, 5, 7, 8). Это подвески с хорошо выраженным кольцом, семью лучами по внешней и внутренней сторонами утолщениями в основании дужки. Лучи на данном этапе утрачивают свое первоначальное значение (имитация пирамидок зерни). Об этом говорит то, что орнаментация, воспроизводящая зернь, наносится только на внешнюю сторону украшения. По внутренней, обращенной к голове стороне лишь слегка намечается утолщение самого кольца, бусины в основании дужки и, причем не всегда, по краю лучей. Кроме того, лучи зачастую получают дополнительную орнаментацию путем чередования гладких поверхностей и поверхностей, покрытых псевдозернью. Стремление дополнительно орнаментировать плоскость лучей однозначно указывает на то, что луч становится самостоятельным элементом украшения и более не связывается с технологией зерни.

Варианты орнаментации поверхности лучей так же, как наличие и форма крупных бусин на их окончаниях, вероятно, были весьма индивидуальны, но в целом укладывались в образ формирующегося типа украшений. Тенденция к созданию дополнительных орнаментальных композиций на псевдозерненых лучах не получила дальнейшего развития. Помимо серег из Супрут и Железницкого клада, применение подобного приема отмечается в украшениях Новотроицкого городища и Гнездовского селища [Ляпушкин И. И,| 1958. С. 95. Рис. 63; Алексеев Л. В., 1980. С. 139. Рис. 17]. На более поздних предметах лучи покрывались псевдозернью целиком, а впоследствии вообще утрачивали этот вид орнаментации.

Описанный выше тип лучевых серег может считаться ведущим. К нему относятся половина колец из состава Железницкого клада и 9 из 11-ти предметов первой группы Супрутского городища, Тип еще одной серьги из слоя Супрут установить сложно [Изюмова С. А., 1978. Рис. 1, 3]. По форме она аналогична предыдущим, но орнаментация почти не читается. Следы стертого или плохо проработанного псевдозерненого орнамента достаточно отчетливы, но установить все его особенности не представляется возможным.

Несколько отличной от других выглядит лучевая подвеска из раскопок С. А. Изюмовой 1955 г. [Изюмова С. А., 1978. Рис. 1,4] (рис. 38, 6). На ней псевдозерненая поверхность внешних лучей отделена от кольца изображениями перевернутой полуарки, или «фестонами», по терминологии Е. А. Шинакова [1980. С. 114], Кроме того, совершенно иную форму имеют утолщения у основания дужки. Вероятно, при создании данного украшения мастером в ка-' честве прототипов использовалось плоскостное изображение иных элементов провинциально-византийских изделий. Так, в основаниях дужки были воспроизведены не полые бусины, а простой перехват двойной проволокой. «Фестоны» скорее всего, позаимствованы

[91]

у группы ранних вещей, у которых пирамидки зерни крепились не к основному кольцу, а к небольшим колечкам и полуколечкам [Ка-raman L. J., 1940. S. 22. SI. 18]. Использование плоскостных изображений различных форм придунайских предметов при создании ранних роменских украшений ранее уже отмечалось автором [Григорьев А. В., 2000. С. 128—130]. Связь данной серьги с поздне- и построменскими кольцами, отнесенными Е. А. Шинаковым к группам IVи V [Шинаков Е. А., 1980. С. 121, 122], не вызывает сомнений. Однако вряд ли можно говорить об их синхронности. Супрутская серьга имеет ряд отличительных признаков. С внутренней стороны кольца у нее только пять лучей, в то время как у позднейших по семь. «Фестоны» выражены ярче и имеют в основании крупные капли «зерни», что подчеркивает отрыв зерненой части лучей от кольца. В предметах из Горналя и Кубаево они уже полностью вписываются в орнамент. Видимо, автор супрутской серьги значительно лучше, чем его последователи, понимал смысл, вкладываемый в различные детали украшения.

К отдельному типу следует отнести и пятилучевые серьги из Железницкого клада (рис. 38, 14). По набору использованных элементов они не выпадают из круга украшений второго периода. Как и у описанной выше супрутской серьги, утолщения у основания дужки здесь заменены на подражание проволочному кольцу. Слившиеся у оснований псевдозерненые лучи украшены тремя крупными бусинами «зерни». Близкие аналогии указанным серьгам имеются в материалах городища Титчиха, но там, в отличие от железниц-ких, они выполнены в технике одностороннего литья по готовому изделию [Москаленко А. Н., 1965. С. 119], что может указывать на их вторичность.

Серьги второй группы в ареале распространения роменской культуры на сегодня известны исключительно в материалах Супрутского городища. 8 из 9-ти украшений, отнесенных к этой группе, могут быть объединены по принадлежности к единой «звериной» художественной традиции. Не исключено, что все они вышли из одной мастерской. Серия из шести одинаковых серебряных серег была найдена в 1970 г. на женском костяке совместно с серьгами салтов-ского типа и стеклянными бусами [Изюмова С. А., 1978. С. 102. Рис. 1, 5] (рис. 38, 11). Данные украшения сочетают в себе целый ряд элементов: кольцо ярко выражено, семь лучей с внешней стороны расположены на значительном удалении друг от друга. Крайние, малые, лучи состоят из трех крупных зерен. Все это сближает серьги с предметами раннего этапа. В то же время центральные пять лучей имеют четкий бордюр и дополнительно украшены по внешнему контуру крупными бусинами зерни. В основании центрального луча хорошо прослеживается «фестон». Необычно и оформление нижней части самого центрального кольца. По его внутренней стороне вместо обычных малых лучей располагаются изображения двух птиц, обращенных клювами друг к другу.

Изображения птиц, но повернутых клювом в одну сторону, находятся и с внутренней стороны кольца серьги, найденной в слое городища в 2002 г. (рис. 38, 9). Этот предмет, в отличие от большинства аналогичных, был изготовлен из бронзы. Основное кольцо выделено необычайно ярко, расположенные с внешней стороны семь «лучей» находятся на большом расстоянии друг от друга. Че-

[92]

тыре крайних луча представляют собой пирамидки из трех крупных бусин. Центральные «лучи» имитируют крупные полые шарики плоскостном изображении, по их поверхности нанесено изображение пирамидок зерни. Как уже отмечалось, подобное сочетание плоских изображений и объемных элементов указывает на забвение их первоначального смысла [Григорьев А. В., 2000. С. 131]. Фрагмент близкого, также бронзового, украшения был найден С. А. Изюмово у детского костяка [Изюмова С. А., 1978. С. 101. Рис. 1, 6] (рис, 3! 10). Основные отличия этой серьги состояли в отсутствии двух крайних лучей и в изображении с внутренней стороны. Здесь вместо птиц были помещены непонятные животные.

Серьги с элементами «звериного» стиля как нельзя лучше отражают творческие поиски мастера. До последнего времени аналсгий им не было известно ни на синхронных, ни на более поздних га-мятниках. В результате работ последних лет, проводивших Б. А. Звиздецким в г. Искоростень (летописной столице древлян были найдены две серьги, выполненные в указанном стиле. Одна из них практически идентична супрутским с шаровидными лучам Вторая не имеет прямых аналогий, но, несомненно, относится кто же группе украшений. С внешней стороны она имеет пять лучей с гладким центром поверхности, а с внутренней — крупное изображение птицы [Звиздецкий Б. А., Петраускас А. В., Польгуй В. И., 200(1 Рис. 16, 2]. По данным автора раскопок, предмет достаточно надо! но датируется 2-й пол. IX — рубежом IX—X вв. [Звиздецкий Б. А., Пей раускас А. В., Польгуй В. И., 2004. С. 78].

Интересно отметить, что при всей авангардности украшени! данной группы, составляющие их элементы во многом архаична. Четко обозначенное центральное кольцо, пирамидки из крупно зерни, выделенность самих лучей сближают указанные предметы! серьгами раннего этапа.

Еще одна миниатюрная серебряная серьга, условно отнесенная ко второй группе, резко отличалась от всех описанных выше (рис. 38, 4). Она представляла собой литое изображение небольшого, диаметром до 1,4 см, кольца с пятью «лучами» с внешней стороны и одним —с внутренней. Центральный «луч», вероятно, являлся изображением крупной объемной бусины с небольшой бусиной в окончании. Изображение крупной зерни на лучах выполнено нерельефно и потому сохранилось не полностью. Единственное относительно близкое украшение имеется в составе клада, найденной в кв. Ш 2 городища Новотроицкого [Ляпушкин И. И., 1958. С.Я Рис. 15,3].

Все лучевые серьги, как первого, так и второго этапов был! выполнены в технике двустороннего литья по модели. Однако в качестве изготовления предметов отмечаются некоторые различия. Так, наиболее объемное литье, внешне максимально точно воспроизводящее паяную вещь, наблюдается в серебряных серьгах Чертва городища. Значительно менее объемные формы использовали при изготовлении бронзовой серьги с этого памятника, а таю предметов с поселений Воротынцево и Слободка. Но и в этих частях сохраняется качественная проработка изображений по обеим поверхностям украшений и стремление к совпадению этих изображений. Вещи Супрутского городища, за исключением «малой» серьги, имели орнаментацию лишь с одной стороны. Подобная деграда-

[93]

ция может говорить о развитии и, как следствие, упрощении процесса изготовления данного типа украшений.

Процесс оптимизации технологии производства традиционных славянских украшений, отмечаемый в материалах Супрут и Железниц, может указывать либо на хронологические отличия этих памятников от поселений, содержавших изделия раннего этапа, либо на организацию достаточно массового производства на Супрутском городище. В пользу последнего говорит наличие серий идентичных изделий. Из найденных здесь 20-ти лучевых серег, 14 относятся всего ктрем сериям. Предметы, отнесенные к определенной серии, схожи между собой в малейших деталях. При этом предметы только одной серии (с изображениями птиц) зафиксированы в виде комплекса. Украшения двух других серий, по 4 изделия в каждой, были найдены в разные годы в разных частях памятника.

Сравнение находок Супрутского городища показывает, что внутри серий различия в деталях предметов очень малы, что может объясняться или износом единой долговременной формы, или дефектами при формовке по одной модели. Возможность использования одноразовой восковой модели для создания серий идентичных изделий практически исключается. Каменных форм, предназначенных для изготовления лучевых серег, в обширном материале Супрутского городища не имеется. В то же время некоторые находки позволяют предполагать использование моделей из легкоплавкого сплава.

Так, в 1999 г. в постройке 1 раскопа XXIII, в нижней части заполнения жилища, был найден слиток оловянисто-свинцового сплава (Su — 90 %, Pb — 10 %). На его поверхности сохранились следы неполностью расплавившихся предметов, по форме соответствующих лучевым серьгам (рис. 39, 7). Можно предположить, что следы на слитке оставлены пущенными в переплавку моделями. Вероятно, фрагмент такой модели был найден на городище в 2002 г. (рис. 39, 2), Сильно оплавленный свинцово-оловянистый предмет по форме и размерам соответствовал центральному лучу известных серебряных серег. В месте перехода зерненой пирамидки в крупную бусину хорошо читаются следы механической подработки элемента. Использование легкоплавких металлов для изготовления моделей обычно для изучаемого периода [Ениосова Н. В., 1998. С. 73, 74]. Не исключено, что Супрутское городище являлось одним из центров производства лучевых серег, в пользу чего говорят как количество найденных экземпляров (20), так и разнообразие их типов. Изготовление серий предметов по одной модели указывает на массовость производства, чем, вероятно, и объясняется общее снижение качества изделий.

Можно предположить, что в то время как на поселениях региона продолжалось изготовление индивидуальных украшений путем литья по восковой модели, на Супрутском городище началось относительно массовое их производство. Вполне возможно, что лучевые серьги из состава Железницкого клада были также выполнены супрутскими мастерами.

Другим популярным типом серег являлись серьги так называемого салтовского типа (рис. 37, 9, 10). Они изготавливались исключительно из серебра в технике двустороннего литья и хорошо представлены в коллекции Супрутского городища и в составе Же-

[94]

лезницкого клада [Изюмова С. А., 1989. С. 211; Корзухина Г. Ф, 1954. С. 81; Aspelin J. К., 1878. S. 197. III. 922]. Возможно, подобные серьги входили в состав Каширского денежно-вещевого клада 1807г, [Корзухина Г. Ф., 1954. С. 80, 81]. Типологии и хронологии украшений этого типа посвящена обширная литература [Мерперт Н. Я., 1951. С. 30; Плетнева С. А., 1967. С. 137. Табл. 4. Рис. 36; 1989, С. 113. Рис. 57; Сташенков Д. А., 1998]. Согласно С. А. Плетневой, литые серьги свойственны салтовским памятникам Подонья лишь на раннем этапе — 2-й пол. VIII — 1-й пол. IX вв. [Плетнева С. А, 1967. С. 137. Рис. 36; 1989. Рис. 57]. Д. А. Сташенковым отмечено, что литые серебряные серьги наиболее характерны для памятников Мордовии и Средней Азии [Сташенков Д. А., 1998. С. 219. Рис. 5-7]. Представляется необходимым добавить в этот перечень славянские памятники междуречья Днепра и Дона — Воргол, Новотроицкое, Опошня, Ходосовка [Москаленко А. Н. Архив ИА РАН. Р-1.1961 Л. 37. Табл. 3, 4; Ляпушкин И. И., 1958. С. 26—29. Рис. 15; С. 87,90, Рис. 58; Сухобоков О. В., 1977. С. 56. Рис. 7, 3; 8, 4]. Все эти памят ники относятся к ранним периодам роменской культуры, и их датировка не выходит за пределы 2-й пол. VIII—IX вв. Временем не позже конца IX в. должны датироваться и серьги рассматриваемого региона. Большое количество этих украшений на Супрутском городище (15 экз.) позволяет предположить их местное производство! соответствии с более ранними салтовскими традициями.

[95]

Еще один тип серег — проволочные со спиралевидными окончаниями (рис. 37, 7, 8) — типологически относится к культурам более раннего периода. Одна серебряная серьга подобного типа найдена в закрытом комплексе позднего этапа жизни Торховского поселения (постройка 4, 1999 г.), еще четыре бронзовые — в слое пашни или переотложенном слое поселения Торхово и Чертова городища [Прошкин О. Л., 2001. Рис. 13, 2]. Аналогичные украшения известны в материалах Гнездовского комплекса. Одна из трех найденных здесь серег достаточно надежно датируется 1-й четв. X в. [Пушкина Т. А., 1987. С. 52. Рис. 1, 8, 9]. Связь этого типа украшений с S-овидными кольцами, характерными для памятников Север-ской земли XI в., не прослеживается. Они принципиально различаются как по форме, так по времени и ареалу распространения. Серьги подобного облика наиболее характерны для памятников типа Колочин конца VI—VII вв. и более ранних балтских памятников [Гавритухин И. О., Обломский А. М., 1996. Рис. 104, 4; 109; Щеглова О.А., 1990. С. 179—181; Третьяков П. Н., Шмидт Е. А., 1963. С. 101. Рис. 51, 4; Archeologijos atlasas, 1978. P. 6, 7. Zemel 2]. На рассматриваемой территории они, вероятно, связываются с памятниками позднего этапа мощинской культуры. Однако ни на одном из перечисленных поселений достоверных материалов V—VII вв. не выявлено, небольшое количество керамики мощинского типа преимущественно относится к раннему этапу культуры. Таким образом, есть все основания предполагать, что данный тип серег являлся наследием местных балтских традиций и активно использовался славянским населением.

С балтскими или финно-угорскими традициями можно связать и детали головных венчиков, найденные на Супрутском городище, поселениях Торхово и Уткино (рис. 37, 11, 12, 15). Они представлены всего тремя бронзовыми обоймицами и фрагментами спиралевидных пронизок. Несмотря на малое количество, само присутствие этого типа украшений указывает на использование венчиков частью женщин, а следовательно, и на этническую принадлежность последних.

К редким и, вероятно, дорогим типам украшений относятся шейные гривны. В исследуемом регионе они встречены в основном всоставе кладов — Железницкого и, возможно, Каширского [Корзу-хина Г. Ф., 1954. С. 81]. Серебряные гривны Железницкого клада выполнены из круглого, частично перевитого дрота и имеют застежку в виде петли и граненой «шляпки». Подобные гривны так называемого «глазовского» типа широко распространены в бассейнах Чепца, Вятки и Ветлуги, а также весьма хорошо представлены в финно-угорских древностях мордвы, муромы и мери и достаточно надежно датируются IX—X вв. [Леонтьев А. Е., 1996. С. 164, 166. Рис.70, 1, 2]. Такая же гривна, но скрученная в браслет, происходит из клада 1972 г. городища у с. Супруты [Изюмова С. А., 1989. С. 210, 211. Рис. 2г] (рис. 37, 13). Гривны «глазовского» типа, свернутые в виде браслета, известны в северо-западных материалах. Наиболее надежно датируемые аналогии имеются в составе денежно-вещевых кладов из Добрино (841/42 г.) и Ральсвека на о. Рюген (849 г.) [Рябцевич В. Н., 1965. С. 124—128; Херрман И., 1978. С. 193]. Исследователи относят подобные вещи, найденные в Шверинцбурге на Балтийском побережье Германии и на о. Эланд, к X в. [Zak J.,

[96]

1963. S. 29. Rye. 20; Graham-Campbell J., Kidd D., 1980. P. 52. III. 20]. Свернутая в браслет гривна имеется в материалах Сарского городища [Леонтьев А. Е., 1996. С. 164. Рис. 69, 16].

Единственная бронзовая гривна была найдена на костяке в слое пожара Супрутского городища, но, к сожалению, она до сих пор не опубликована [Арх. ИА РАН. Р-1: № 4226], находится в экспозиции ГИМ. Поэтому можно лишь отметить, что она была выполнена из ромбического в сечении дрота, раскованного в затылочной части, и имела замок в виде раскованного в верхней части крючка и петли в виде буквы М. Петли такого типа весьма архаичны и наиболее присущи гривнам из круглого перевитого дрота [Фехнер М. В., 1967. С. 58; Корзухина Г. Ф., 1954. С. 82 Табл. IV; Кропоткин В. В, 1971. С. 194. Рис. 1, 6; Kivikoski E., 1947. ТаЫ. 48, 426, 427 и т. д.]. Неперевитый дрот ромбического сечения появляется несколько позже и характерен для гривен 2-й пол. IX—XI вв. [Фехнер М. В., 1967. С. 59, 61; Ляпушкин И. И., 1958. С. 24—26. Табл. XCI, Г]. Сочетание раннего типа замка и относительно позднего сечения дрота позволяет отнести находку ко 2-й пол. IX — 1-й пол. X вв.

Согласно отчетам С. А. Изюмовой, в материалах Супрутского городища (на детском костяке) имеется гривна из железного перекрученного дрота [Арх. ИА РАН. Р-1: № 4226. Л. 3]. Фрагмент витой железной гривны с 14-гранной шляпкой был найден на городище в заполнении постройки в 2001 г. (рис. 37, 14). Железные гривны традиционно связываются со скандинавскими традициями и датируются IX—X вв. [Фехнер М. В., 1966. С. 101; 1967. С. 62, 63; Новикова Г. Л., 1991. С. 175—178]. Следует отметить, что супрутские экземпляры не имели подвесок, что сближает их с гривнами, найденными в различных районах Восточной Европы, в том числе на памятниках роменской культуры [Сухобоков О. В., 1990. С. 100. Табл. ХХб].

Завершая обзор гривен, необходимо особо отметить, что все они, несомненно, связаны с северо-восточными древностями. Лишь бронзовая гривна с Супрут имеет более широкие аналогии. Серебряные гривны найдены в кладах в виде обломков (Железни-цы) либо свернутыми в браслет (Супруты), что может указывать на их использование в качестве серебра, т. е. платежного средства.

Немногим более распространенным видом украшений являлись браслеты. Они найдены на поселениях Торхово, Уткино и Супруты, а также в составе Железницкого клада (рис. 40, 1—5). Браслеты с поселений выполнены из бронзы, 6 браслетов из клада — из серебра. Последние сделаны из толстого дрота и имеют утолщенные концы, украшенные насечкой в виде «елочки» [Aspelin J. К., 1878. III. 923]. Подобные вещи хорошо известны на памятниках ро-менского типа на всем протяжении их существования — с сер. VIII по 1-ю пол. XI вв. [Григорьев А. В., 2000. С. 134, 135]. Фрагменты бронзовых браслетов из постройки 4 Торховского поселения и постройки 1 раскопа XXIII Супрутского городища — литые, полукруглого сечения (рис. 40, 4—6). Аналогии этим вещам весьма широки, можно лишь отметить, что близкие по форме и технике изготовления браслеты известны в материалах салтовской культуры и в финно-угорских древностях IX—X вв. [Плетнева С. А., 1989. С. 114, 115; Леонтьев А. Е., 1996. С. 178, 180]. Браслет из ямы 7 раскопа И Уткинского поселения более характерен для финно-угорских мате-

[97]

риалов. Близкий ему браслет происходит из клада, найденного на городище Выжегша и датированного сер. IX в. [Леонтьев А. Е., 1996. С. 206. Рис. 87, 17].

С финно-угорскими памятниками можно связать и браслет из ямы 86 (1999 г.) поселения уд. Торхово (рис. 40, 7). Он был свернут из пластины треугольного сечения и имел петлевидные окончания. Подобные браслеты есть в коллекции Сарского городища [Леонтьев А. Е., 1996. Рис. 76, 6]. Орнамент в виде насечек был нанесен на поверхность пластины до того как она приобрела форму браслета. Характер нанесения орнамента необычайно близок орнаментам пластинчатых браслетов Новотроицкого городища и гривен Новотроицкого и Полтавы [Ляпушкин И. И., 1958. С. 26, 30. Рис. 13, 16, 2;

Рис. 40. Браслеты и фибулы раннего периода:

1, 5—7, 11 — Торхово;

2 — Железницы;

3, 4, 9, 10 — Суп руты;

8 — Уткино.

2 — серебро;

1, 3—6 — бронза;

7—11— железо

[98]

Макаренко Н. Е., 1908. С. 5; Григорьев А. В., 1991. С. 85. Рис.]. Возможно, орнамент браслета имитировал характерную для памятников роменского круга орнаментацию керамики вдавлениями палочки, обмотанной веревочкой. В связи с этим не исключено местное производство данного украшения.

К сожалению, недоступными для научной интерпретации остаются браслеты Супрутского городища из раскопок С. А. Изюмовой. В научных отчетах упомянуты несколько браслетов, в том числе два пластинчатых, однако их иллюстрации либо отсутствуют, либо крайне низкого качества [Арх. ИА РАН. Р-1: № 4592]. Можно лишь отметить, что два билоновых витых дротовых браслета из раскопа 1972 г., вероятно, являются частями свернутой гривны «глазовского» типа, похожей на гривну из клада того же года [Арх. ИА РАН. Р-1: № 4941. Рис. 37]. Два бронзовых браслета из раскопок С. А. Изюмо-вой находятся в экспозиции ГИМ (зал № 8). Один из них имеет, несомненно, скандинавское происхождение и датируется сер. IX-Хвв. [Petersen J., 1928. S. 153. Fig. 184; Arbman H., 1940. Taf. 109,9; 1943. S. 450; Zak J., 1963. S. 21. Ric. 9].

Перстни на раннем этапе существования славянских памятников тоже были весьма популярны. Они известны на поселениях Суп-руты, Торхово, Уткино, Новое Село, а также на прилегающих территориях — городищах Дуна и Картавцево, возможно, в Каширском кладе. Большая часть перстней имеет прямые аналогии в салтовских древностях. Так, литые, со стеклянной вставкой перстни с городищ Дуна и Картавцево относятся к типу 1 (по С. А. Плетневой) и датируются 2-й пол. VIII—IX вв. [Плетнева С. А., 1989. С. 115. Рис. 61]. К 4-му типу, по той же типологии, может быть отнесен и перстень с напаянным щитком-основанием с Супрутского городища (рис. 42, 2). Литые щитковые перстни с поселений Торхово и Уткино (рис. 42, 3, 4) соответствуют типу 2 по типологии перстней Дмитриевского могильника [Плетнева С. А., 1989. С. 115. Рис. 61].

Помимо салтовских, на памятниках региона имеются перстни иной культурной принадлежности. Так, ажурный с привесками перстень с поселения Новое Село на р. Шат, несомненно, связан с финскими древностями. Широкосерединные пластинчатые перстни с Супрут, орнаментированные «волчьим зубом», характерны для финно-угорских памятников и памятников Скандинавии X в. [Arbman Н., 1940. Taf. 111,6, 9; 1943. S. 100, 395]. Несколько особняком стоят два бронзовых перстня с поселения у с. Уткино (рис. 42, 5, 6), По форме они полностью копируют роменские браслеты с расширяющимися концами и ребром посередине и имеют аналогии в материалах Новотроицкого городища [Ляпушкин И. И., 1958. С. 129. Рис. 86, 3; Григорьев А. В., 2000. С. 136].

Весьма распространенной деталью одежды жителей региона на раннем этапе были фибулы. Они известны в материалах Супрут, Торхово и Уткино. Ведущим типом фибул, представленным в коллекциях всех трех изученных раскопками памятников, являлись подковообразные фибулы со спиралевидными окончаниями (рис. 40, 7—10). Все экземпляры были изготовлены из железа и имели круглое или ромбовидное сечение. Традиционно подобные фибулы, необычайно широко распространенные в Восточной Европе, датируются X—XI вв., и их родиной считается Скандинавия [Мальм В. А., 1967. С. 152, 156]. Однако, начиная с IX в., этот тип застежек был широко

[99]

распространен у славян Днепровского Левобережья [Григорьев А. В., 2000. С. 136, 137].

Кроме характерных для роменской культуры фибул со спиралевидными окончаниями, на памятниках региона известны находки иной культурной принадлежности. В материалах Супрутского городища, находящихся в экспозиции ГИМ, имеются две бронзовые фибулы с многогранной и многогранной с шипами головками. Многочисленные аналогии им имеются в материалах Финляндии, Прибалтики и Скандинавии 2-й пол. IX — нач. XI вв. [Мальм В. А., 1967. С. 159—162]. В заполнении постройки (яма 33) Торховского поселения находился фрагмент железной фибулы, близкой фибулам вида II Дмитриевского могильника [Плетнева С. А., 1989. С. 111. Рис. 59] (рис. 40, 11). Очевидно, что фибулы иноземных типов использовались жителями региона, но не составляли заметной конкуренции местным подковообразным фибулам со спиралевидными окончаниями.

К украшениям относятся и многочисленные подвески, роль которых в костюме, по материалам поселений, не всегда определима. В частности, в различных местах одежды и головного убора могли находиться шумящие подвески. Последние, как по технике изготовления, так и по этнической принадлежности, делятся на две группы. Первую составляют литые ажурные украшения с подвесками в виде «гусиных лапок» или «бутылочек» (рис. 41, 1—5, 8). Фрагменты и целые экземпляры этих вещей были найдены на трех поселениях. Из слоя селища у д. Торхово происходят литая привеска в виде сильно стилизованной «лапки», бутылочковидная привеска и фрагмент коньковой подвески типа 4 (по Л. А. Голубевой) [1979. С. 36—38. Табл. 14, 10] (рис. 41, 2, 3, 5). Ближайшие аналогии последней имеются в погребениях Перемчалкинского и Шокшинского могильников, а также в катакомбе 1 Маяцкого могильника [Голубева Л. А., 1984. С. 136—138. Рис. 1], что позволяет датировать находку в пределах IX в. К финно-угорскому кругу древностей относятся и подвески, найденные в разные годы на Супрутском городище. Помимо нескольких привесок в виде «лапок» и «бутылочек», в отчетах С. А. Изюмовой отмечена и бронзовая подвеска с тремя литыми привесками, имеющая многочисленные аналогии в материалах финно-угорских памятников [Арх. ИА РАН. Р-1: № 4226. Л. 8, 9. Рис. 15; Голубева Л. А., Могильников В. А. и др. 1987. Табл. XXVIII, 15;XXXVIII, 9; XXXIX, 2; XLVI, 9]. Две бутылочковидные подвески были найдены на памятнике в ходе работ последних лет. Наиболее яркая находка украшения этой группы происходит из заполнения постройки 1 раскопа 1999 г. Это крупная бронзовая застежка «с круглым ажурным щитком и выступом наверху, увенчанным спиралями» (рис. 41, 1). Аналогичные украшения из мордовских могильников датируются VIII—IX вв. [Голубева Л. А., 1979. С. 53].

Другая группа шумящих подвесок представлена украшениями страпециевидными привесками. Целые экземпляры таких подвесок известны лишь по работам С. А. Изюмовой на Супрутском городище [Арх. ИА РАН. Р-1: №4226. Л. 9. Рис. 22; 4593. Л. 10. Рис. 38]. Аналогии одной из них, так называемой «трехдырчатой», широко известны на памятниках позднего этапа культуры Смоленских длинных курганов [Енуков В. В., 1990. С. 59. Рис. 15, 29, 33, 34], вторая, с ажурным прямоугольным щитком, вероятно, связана с финскими

[100]

древностями. Сами трапециевидные привески распространении памятниках региона весьма широко. Особенно часто они встречались при раскопках поселений у д. Торхово и с. Супруты. Привески имеют различные размеры и пропорции, более половины из них украшены пуансонным орнаментом (рис. 41, 9—21). Наиболее широки подобные украшения представлены в балтских древностях [Енуков В. В., 1990. С. 58], однако, они не являются большой редкость» и в материалах финно-угорских, салтовских и славянских памятников. Значительное количество трапециевидных привесок в регионе может указывать на влияние автохтонного населения.

Бубенчики известны на ранних памятниках Упы не в столь большом количестве (рис. 42, 7, 8). Можно лишь отметить, что все

Рис. 41. Бронзовые украшения и их детали с памятников раннего периода:

1, 4, 6, 8, 15, 17-21 — Супруты;

2, 3, 5, 9—14, 16 — Торхово;

7 — Уткино

Рис. 41. Бронзовые украшения с памятников раннего периода:

1,4,6 ,8,15, 17-21 — Супруты; 2,3,5,9-14, 16 — Торхово;

7 — Уткино.

[101]

Рис. 42. Украшения и детали костюма с памятников раннего периода:

1, 2, 7, 8, 11-21 — Супруты; 3, 10 — Торхово;

4—6, 9 — Уткино.

1,4 — серебро;

2, 3, 5-12, 14-19, 21 — бронза; 13 — железо;

20 — кость

они имеют прямые аналогии в материалах салтово-маяцкои культуры и относятся к типам 1 и 3, по типологии С. А. Плетневой [1989. С. 107. Рис. 57]. Значительно шире были распространены бронзовые литые пуговицы (рис. 42, 10—12, 14—19). Они были найдены практически на всех памятниках раннего периода и, вероятно, являлись весьма распространенной деталью одежды. Только в ходе раскопок Супрутского городища последних лет было найдено восемь бронзовых и одна костяная пуговица. Последняя имеет многочисленные аналогии в материалах Закавказья [Ахмедов Г. М., 2003. С, 382. Табл. 192].

Помимо украшений, достаточно широко распространенных по всему региону, имеется небольшая группа находок, присущих только Супрутскому городищу. Исключительно в материалах этого памятника имеются длинные бронзовые цепи. Находки двух таких цепочек были отмечены С. А. Изюмовой в раскопах 1969 г. [Арх. ИА

[102]

РАН. Р-1: № 4226. Л. 9, 10. Рис. 22, 24]. В обоих случаях онибы! зафиксированы на костяках, в районе грудной клетки. Одна изця почек не имела привески, на окончании другой была закрепленаш робчатая привеска, близкая к привеске кожаного накосника из погребения Безводнинского могильника [Краснов Ю. А., 19811 С. 158. Рис. 27, 11].

Так же на костяке, у левого плеча, в 2001 г. была найден] бронзовая цепочка (рис. 42, 21). Отсутствие на костяке каких-лии подвесок говорит о том, что она использовалась как самостоятельное украшение. На это же указывает и способ ее ношения. Цепочш была собрана из трех фрагментов различной длины и слеши вдвое. К более короткому участку, по-видимому, располагавшему» ближе к шее, были прикреплены еще два фрагмента такой же им почки. Они крепились параллельно основной и переплетались с ней. Таким образом, было получено весьма эффектное украшение, зрительно воспринимавшееся как три цепочки, две из которых перевиты.

Очевидно, что в данном украшении наблюдается вторично использование достаточно длинной (более 65 см) цепочки. Скрепление отдельных фрагментов выполнено весьма грубо, недостающие для требуемой длины участки дополнены цепочкой совершенно иного плетения. В качестве основы украшения была использована цепь очень плотного сложного плетения. В рассматриваемое время подобные цепочки характерны для древностей Центральной и Северной Европы, в Восточной Европе они имеются в материалах Сарского городища, Тимеревских курганов и курганов Верхнел] Поднепровья и Подвинья [Arbman H., 1940. Taf. 113, 5; 1943. S.n Solle M., 1959. S. 456, Obr. 68; Леонтьев А. Е., 1996. С. 17Я Рис. 69, 10; Фехнер М. В., 1963. С. 80; Енуков В. В., 1990. С.1 Рис. 16, 2, 3]. Фрагмент цепочки такого же плетения, но выполненной из рубчатой проволоки, содержался в составе Мишневсш клада (869 г.), найденного в нижнем течении Упы [Корзухина Г. о)] 1954. С. 80. Табл. II. Дополнения сделаны в более простой техника обычной для восточноевропейских памятников.

Только на Супрутском поселении были найдены и три железные ладьевидные «подвески». Точно определить их функциональное назначение весьма сложно. Небольшой, почти не выражении крючок на одном из окончаний не позволяет рассматривать их в качестве блесны. Вряд ли они могли использоваться и как застежки «Подвеска», найденная в 2001 г., была в средней, широкой част] орнаментирована насечками (рис. 42, 13). Судя по отчетам С. А. Изюмовой, одна находка также имела орнамент, а изображение второй не позволяет сказать что-либо определенное [Арх. ИА РАН. Р-1 № 1197. Рис. 19, 11; №4941. Рис. 17].

К уникальным находкам относятся две круглые серебряные привески из раскопок С. А. Изюмовой. Одна из них, ныне экспонирующаяся в ГИМе, относится к типу щитовидных. Ее поверхность украшена сканым орнаментом в виде «сегнерова колеса». Тип пол вески, как и технологическая сложность, позволяют говорить об скандинавском происхождении и датировать кон. IX—X вв. [Новикова Г. Л., 1991. С. 186—192]. Место хранения второй подвески, к сожалению, не известно. В научном отчете С. А. Изюмовой изобраю ние этой находки, как и описанной выше, отсутствует [Арх. ИАРАН.

[103]

Р-1: №4226. Л. 8, 9]. Можно лишь отметить, что она имела стеклянную вставку в центре и сканый орнамент в виде волют по периметру.

Необычна для памятника находка кольцевидной пластинчатой застежки из грабительских разрытии последних лет (рис. 42, 7). Близкие по типу украшения известны в ранних финно-угорских материалах, в частности в могильниках мордвы VIII в. [Голубева Л. А., Могильников В. А. и др. 1987. Табл. XLV, 20]. Следует отметить и «серебряные полые пронизи в виде трех соединенных шариков, спаянные из двух половинок», найденные С. А. Изюмовой на женском костяке в районе шейных позвонков [Арх. ИА РАН. Р-1: № 4226. Л. 10]. Ближайшие аналогии этим пронизкам имеются в кладе в кв. Ш2 Новотроицкого городища и в материалах Моравии, где они датируются 850—910 гг. [Ляпушкин И. И., 1958. С. 26—28. Рис. 15; Hampel J., 1905. S. 229. ТаЫ. 182; Solle М., 1959. S. 451. Obr. 64, 3]. Судя по отчетам С. А. Изюмовой, в материалах этого уникального памятника содержится еще целый ряд необычных для славянских территорий находок. Однако вплоть до полной публикации Супрутского городища они обречены оставаться вне досягаемости для научной обработки.

Последнюю крупную категорию украшений, представленную на ранних памятниках бассейна Упы, составляют бусы. В единичных экземплярах они известны даже в коллекциях подъемного материала, однако пригодные для изучения серии происходят лишь с исследованных раскопками памятников, таких как Супруты, Торхово и Уткино. К сожалению, большая часть бус Супрутского городища в настоящее время недоступна для публикации. В материалах раскопок этого памятника последних лет содержится всего 13 бусин, столько же происходит с поселения Уткино, несколько менее (11 экз.) — с Торховского селища. Очевидно, что такие серии не пригодны для статистических исследований, поэтому можно лишь отметить основные тенденции в составе бус как отдельных памятников, так и региона в целом.

Наборы бус трех указанных памятников сильно различаются. Так, характерной чертой материала Супрутского городища является высокий процент (более половины) бус, изготовленных из камня, прежде всего — сердолика, реже — горного хрусталя. По мнению В. Б. Ковалевской (Деопик), соотношение стеклянных и каменных бус может служить хронологическим показателем. Процент каменных бус, близкий к проценту Супрутского городища, имеют могильники салтовского типа VIII—IX вв. [Деопик В. Б., 1961. С. 209—215]. При этом на близких по времени поселениях Торхово и Уткино находки сердоликовых бус единичны. Вероятно, большое количество каменных бус на Супрутском городище объясняется не столько хронологией, сколько особым социальным статусом памятника. Основным типом стеклянных бус Супрутского городища, как в материалах последних лет, так и по данным отчетов С. А. Изюмовой, являлись многочастные пронизки (рис. 43, 27). В большинстве случаев они имеют металлическую подкладку, значительно реже встречаются одноцветные. Этот тип бус является наиболее распространенным и на других памятниках региона, в частности на поселениях Торхово, Уткино, Щепилово, известны они и в материалах могильников [Изю-мова С. А., 1964. С. 151—162]. Многочастные пронизки с метали-

[105]

ческой прокладкой широко известны в материалах Восточной Европы 2-й пол. I тыс. [Деопик В. Б., 1961. С. 221].

К ведущим типам бус на поселениях Торхово и Уткино могут быть отнесены синие 14-гранные (рис. 43, 7, 2, 10—12). Бусы этого типа также необычайно широко распространены в древностях Европы от Кавказа до Скандинавии. Временем наибольшего их распро-t странения можно считать VIII—IX вв. [Деопик В. Б., 1961. С. 218;| Львова 3. А., 1968. С. 90; Callmer J., 1977. P. 80]. Интересно отметить, что, по данным Н. А. Школьниковой, бусы этого типа совершенно не характерны для родственных памятников Северской] земли [Школьникова Н. А., 1978. С. 101. Табл.]. Глазчатые бусины представлены всего двумя экземплярами с Торховского поселения (рис. 43, 4, 5). При том, что одна из них -

[105]

шаровидная, а другая — элипсовидная, обе были изготовлены из синего стекла и имели белые глазки с красным ободком. Упоминаются находки глазчатых бус и в отчетах С. А. Изюмовой. Подобные бусы были широко распространены в VIII—IX вв. [ДеопикВ. Б., 1961. С. 221, 222]. В целом набор бус на ранних памятниках региона во многом схоже бусами, распространенными в ареале салтово-маяцкой культуры, что указывает на основное направление их поступления и определяет период бытования.

Украшения позднего периода представлены в несравненно меньшем количестве. Единственный памятник, в материалах которого имеются находки данной категории, — городище у д. Тимофеевка. Поэтому возникает необходимость частично использовать материалы с синхронных памятников, расположенных в непосредственной близости от изучаемого региона. В частности, речь идет об обширном подъемном материале с селища у с. Бутиково на р. Скнижка и сборах с поселения у с. Иваньково на р. Беспута (правые притоки р. Оки). Можно предполагать, что они отражают общую ситуацию, сложившуюся на позднем этапе к югу от излучины Оки.

Материалы позднего периода во многом отличаются от ранних. Это касается не только типов вещей, но и всего их набора. Серьги в позднее время сохраняются как одна из ведущих групп украшений, однако они не столь разнообразны, как на раннем этапе. Неизменными остаются простейшие миниатюрные проволочные серьги. Очевидно, простота изготовления послужила устойчивости этого типа. Другим распространенным типом серег остаются сильно измененные лучевые подвески (рис. 44, 4, 5). Из коллекции подъемного материала Бутиковского селища происходит 11 семилучевых и 3 пятилучевые подвески «деснинского» типа, еще две семилучевые подвески найдены на Иваньковском поселении. Все они были выполнены из бронзы и покрыты слоем лужения. Серьги необычайно однотипны, большинство согнуто вдвое. Возможно, они являлись продукцией местных мастеров.

На этом типе украшений следует остановиться несколько подробнее. Кольца так называемого «деснинского» типа или типа «сельцо», в силу своей необычности давно привлекают внимание исследователей. При этом основные споры вызывает их культурная принадлежность. Так, В. П. Левашова указывала на редкость этих находок и рассматривала их в качестве переходной формы от лучевых к лопастным [Левашова В. П., 1967. С. 29]. Не связывала с определенной территорией этот тип колец Т. В. Равдина [1975. С. 218]. Г. Ф. Соловьева, Н. Г. Недошивина и Е. А. Шинаков считают украшения «деснинского» типа характерными для территорий, заселенных радимичами [Соловьева Г. Ф., 1978. С. 171—173; Недошивина Н. Г., 1980. С. 107—111; Шинаков Е. А., 1980. С. 124], того же мнения придерживаются и авторы новейших работ [Гоняный М. И., 1999. С. 143].

Подобное расхождение мнений можно отнести прежде всего заснет постоянно изменяющегося количества находок данной категории. Если в работе 1967 г. В. П. Левашовой рассматривается 9 экземпляров из 4-х пунктов, то в 1975 г. Т. В. Равдиной учтено уже 25 экземпляров, происходящих из 12-ти пунктов. География распространения этих украшений позволила Н. Г. Недошивиной отметить, что «все кольца типа «сельцо» распространены за пределами

[106]

вятичской территории» [Недошивина Н. Г., 1980. С. 107]. В последние годы, в результате работ в бассейне Москвы, количество известных находок постоянно увеличивается, и в настоящее время можно говорить как минимум о 64-х находках, происходящих из 25-ти пунктов (32 экз. из 10-ти пунктов — бассейны Москвы и Оки)

Картографирование лучевых серег «деснинского» типа подтверждает предположение об их широкой географии (рис. 45). В целом ареал их распространения совпадает с ареалом культур пост роменского типа, в основном, с северной его частью. Постоянно меняющийся объем материала не позволяет использовать такой показатель, как общее количество находок для выявления зоны наибольшего распространения указанного типа находок. Вероятно, следует рассмотреть вопрос о том, какую роль играли кольца «деснискго» типа в наборе аналогичных украшений того или иного региона, южных областях региона, в Северской земле, серьги этого типа еди-

[107]

Рис. 45. Распространение колец «деснинского» типа: 7 — единичная находка; 2 — две и более находок

ничны (Лухтовка, Ницахи), основным видом лучевых серег в рассматриваемое время здесь были кольца группы V (по Е. А. Шинакову) [Ши-наковЕ. А., 1980. С. 125]. В земле радимичей подавляющее большинство колец (230 экз.) относилось к группе III, по той же типологии [Шинаков Е. А., 1980. С. 123, 124], в то время как «деснинские» (20 экз.) являлись скорее исключением. Совершенно иную картину мы наблюдаем на памятниках бассейна Москвы и прилегающих районов бассейна Оки. В период, предшествующий распространению лопастных подвесок, серьги «деснинского» типа составляют здесь подавляющее большинство. Собственно лучевые кольца, напротив, единичны и зачастую представлены не «радимичскими» группы III, a «постсеверянскими» группы V (по Е. А. Шинакову) [Равдина Т. В., 1988. С. 129. Табл. 14, 10; Гоняный М. И., 1999. С. 143, 144]. Очевидно, что рассматриваемый тип серег являлся наиболее распространенным у вятичей XI в. Зародился ли он на указанной территории, или прототипы были привнесены извне, при современном уровне хронологии установить вряд ли возможно.

На завершающем этапе рассматриваемого периода появляются лопастные кольца вятичского типа. В частности, они встречены в сочетании с раннекруговой керамикой в курганах у с. Доброе [Изю-моваС. А., 1970. С. 197—199. Рис. 5, 7] и подъемном материале поселения у с. Картавцево. Однако основное их распространение относится к более позднему времени.

[108]

Такие категории находок, как гривны, детали головных венчиков и браслеты, в материалах позднего периода отсутствуют. В то I же время, по сравнению с ранними памятниками, возрастает процент перстней, фибул, различных привесок, в том числе бубенчиков.

В немногочисленной коллекции нижнего слоя Тимофеевского городища имеются два бронзовых перстня (рис. 44, 15, 16). Один относится к типу ложновитых и имеет ближайшую аналогию в Нов- i городе в слоях 50-х—70-х гг. XI в. [Седова М. В., 1981. С. 127.1 Рис. 47, 3]. Перстень того же типа, но худшего качества происходит с поселения Бутиково (рис. 44, 17). Второй перстень из Тимофеевки — узкопластинчатый незамкнутый — также имеет многочислен- [ ные аналогии. По материалам Новгорода он может датироваться! концом X—XI вв. [Седова М. В., 1981. С. 131]. Перстень того же типа! имеется в коллекции поселения Бутиково (рис. 44, 18). Его орнаментация идентична орнаментации перстней из кургана IV-5 могильника у д. Удрай Новгородской обл. и жилища № 9 г. Суздаля,I которые надежно датируются XI в. [Равдина Т. В., 1988. С. 119.1 Табл. 10, 19; Седова М. В., 1997. Рис. 24, 14].

Три фрагментированные бронзовые фибулы, про и сходящие с Бутиковского поселения, при различиях в размерах были совершенно однотипны (рис. 44, 11, 12). Они имели выпукло-вогнутое сечение дуги и полые внутри головки. И дуга, и головки покрыты орнаментом. Подобные фибулы известны в материалах памятников XI-1 XII вв. северных районов Руси [Мальм В. А., 1967. С. 163, 164.1 Рис. 22, 9; Седова М. В., 1981. С. 89. Рис. 31, 15].

В подъемном материале поселения Бутиково имеются подвески в виде бытовых предметов, широко распространенные на северо-востоке и северо-западе Руси в XI — 1-й пол. XII вв. [Успенская А. В., 1967. С. 94—98]. Это две целые и две фрагментирован-i ные подвески в виде топорика, подвеска в виде ножен, а также одна] подвеска в виде ложки (рис. 44, 9, 13, 14). С того же памятника происходит крестовидная подвеска, которую можно рассматривать в качестве позднего варианта крестов так называемого «скандинавского» типа [Фехнер М. В., 1968. С. 213] (рис. 44, 70). Хорошо дави рованные аналогии ему происходят из упоминавшегося выше жилища № 9 Суздаля и кургана № 118 могильника у д. Шахново [Седова М. В., 1997. Рис. 24, 11; Равдина Т. В., 1988. С. 128. Табл. 12,26]. Бронзовая луженая монетовидная подвеска из Бутиково схожа с подвесками из кургана № 25 могильника Плешково I Тверской обл., датируемого XI — нач. XII вв. [Комаров К. И., 2002. С. 149. Рис. 5,6, 7]. Следует также отметить бронзовую подвеску в виде «рыболовной блесны» (лодьевидную), близкую подвеске из кургана 4 могильника у д. Избрижье и бронзовую оковку рукояти ножа, аналогичную находке из кургана IV-6 могильника Удрай [Равдина Т. В., 1988, С. 63, 64. Табл. 4, 19; С. 119. Табл. 4, 19] (рис. 44, 20). Последние надежно датируются 2-й пол. XI в.

Все бубенчики, найденные как в слое городища Тимофеевка, так и на поселении Бутиково, относятся к типу грушевидных крестопрорезных (рис. 44, 7, 8). Они были широко распространены по всей территории Руси с конца X — по начало XII вв. [Мальм В. А., ФехнерМ. В., 1967. С. 136].

[109]

Бусы позднего периода известны лишь в материалах Тимофе-евского городища всего в трех экземплярах (рис. 43, 28—30). Одна из бусин — боченковидная золотостеклянная с каймой по краям — надежно датируется XI в. [Щапова Ю. Л., 1972. С. 85]. Вероятно, к тому же времени относятся белая пастовая бусина с красно-коричневым орнаментом и бипирамидальная бусина из янтаря.

Если в украшениях раннего периода отчетливо прослеживаются несколько глубоко различных традиций, то в позднем материале почти все предметы относятся к общерусским типам. При этом преобладают черты, характерные для территорий, лежащих к северу от рассматриваемого региона. Единственной категорией предметов, которую можно связать с построменской традицией, можно считать серьги «деснинского» типа.

Монеты и торговый инвентарь

Распространение монет в регионе на раннем и позднем этапах заселения принципиально различно. Большая часть находок дирхемов раннего периода связана с кладами, зарытыми вне поселений. В настоящее время непосредственно в бассейне Упы известны четыре случая находок монетных кладов вне древних поселений. Все они относятся к первому и второму периодам монетного обращения в Восточной Европе [Янин В. Л., 1956. С. 86—118]. Эти клады нельзя рассматривать как отдельную группу, они, несомненно, являются частью большой группы кладов, сконцентрированных к югу от Оки на участке между реками Беспута и Осетр. На сегодня в этой зоне зафиксированы 17 монетных и денежно-вещевых кладов (рис. 46). Следует отметить, что это самая высокая концентрация кладов, датируемых IX в., в Восточной Европе.

Разбор состава указанных кладов может явиться темой самостоятельного нумизматического исследования и не входит в задачу предлагаемой работы. Для понимания общей ситуации в регионе важно лишь то, что движение куфического серебра здесь было необычайно интенсивно вплоть до рубежа IX—X вв. В материалах большинства поселений раннего периода монеты отсутствуют, лишь в слое городища у с. Щепилово был найден дирхем, датируемый 906 г. [Изюмова С. А., 1958. С. 203]. В фондах ТОКМ хранятся еще четыре монеты с указанного памятника. Однако обстоятельства их находки неизвестны (приложение 2). Кроме того, следует отметить отдельные находки ранних дирхемов на городищах Дуна и Федяшево на Верхней Оке. Возможно, монеты шли через территорию региона транзитом и практически не оседали у местного населения. Исключение составляют материалы Супрутского городища. Здесь в разные годы было найдено 34 куфические монеты. 19 или 20 из них входили в состав клада 1972 г. [Изюмова С. А., 1989. С. 207—210], остальные происходили из слоя и комплексов (приложение 2). По мнению А. В. Фомина, клад выпал на рубеже IX—X вв. и связан с военным разгромом городища. Монеты из слоя, младшая из которых является подражанием дирхему 903/904 г., также соответствуют набору, отражающему денежное обращение конца IX— первого десятилетия X вв. Вероятно, Супрутское поселение

[110]

играло особую роль в движении товаров, в том числе и монетного серебра.

На позднем этапе в зоне распространения ранних кладов и, в частности, в бассейне Упы, клады не известны. Основные находки монет (в том числе и кладов) X в. происходят с территорий, лежащих к востоку от рассматриваемого региона, из района рязанского течения Оки. По течению Упы и на территориях, расположенных к северу, вплоть до Оки, находки монет единичны и всегда связаныс поселениями позднего периода. Весьма характерен состав этого материала. Монеты представлены либо обломками дирхемов (Березовка), либо подражаниями из низкопробного серебра или посеребренной меди (Бутиково). Помимо дирхемов, на позднем этапе появляются западноевропейские монеты, точнее, подражания последним. Так, в материалах поселения Бутиково имеется медное луженое подражание динарию, чеканенному епископом г. Утрехта в г. Гронингене в 1-й пол. XI в. Очевидно, в это время монеты поступали в регион нерегулярно, и потому принимались явно некачественные экземпляры.

Рис. 46. Монетные клады первого и второго периодов обращения дирхема:

1. — Баскач, 807/808 г.;

2. — Бобыли, 875/876 г.;

3. — Гритчино, 860/861 г.;

4. — Железницы, 877/878 г.;

5. — Кашира;

6. — Кунаково, 851/852 г.;

7. — Лапотково, 816/817 г.;

8. — Лесная Веркуша;

9. — Мишнево, 868/869 г.;

10. — Остроги, 870 г.;

11. — Протасове 842(?) г.;

12. — Растовец, 863/864 г.;

13. — Супруты, 866 г.;

14. — Тимофеевка, 749(?) г.;

15. — Тула;

16. — Хитровка, 810/811 г.;

17. — Хитровка, 872/873 г.;

N — р-н Одоева, 2-я пол. VIII в.

[111]

Весы и гирьки не являются характерной категорией находок для славянских памятников, расположенных к востоку от р. Днепр. В материалах поселений роменского типа Северской земли, Верхнего Дона и Верхней Оки они не фиксируются. Вероятно, потребность в приеме драгоценного металла на вес возникала лишь при условии достаточно мощных потоков монет, связанных с транзитной торговлей. Дирхемы, в значительном количестве находимые на славянских поселениях IX — нач. XI вв., в большей мере служили для обеспечения потребностей внутреннего рынка и, очевидно, принимались на счет.

Ситуация в бассейне Упы в основном не отличалась от положения в сопредельных славянских регионах. Исключение составляют материалы, полученные при раскопках поселения на Супрутском городище. Здесь торговый инвентарь представлен весьма полно, и потому необходимо подробнее остановиться на его рассмотрении.

В отчетах и кратких публикациях С. А. Изюмовой отмечены два случая находок весов и их деталей. В 1970 г. в заполнении медного котла был найден «...деревянный округлый футляр... со складными бронзовыми весами для малых взвешиваний...» [Изюмова с. А., 1971. С. 76]. В настоящее время футляр находится в экспозиции ГИМ [Путь из варяг в греки... 1996. С. 74, 75. № 607], место нахождения весов неизвестно. От футляра сохранилась, вероятно, нижняя его половина диаметром 72 мм и толщиной 24 мм. В ней хорошо читается углубление для весов и одной гирьки диаметром ок. 15—16 мм. На окончании коромысла весов были зафиксированы остатки от «плетеных шнурков» [Изюмова С. А., 1971. С. 76]. От принадлежавших этим весам чашечек уцелели только два верхних ободка диаметром ок. 4,5 см. Коромысло весов иного типа (не складных) длиной 20 см было найдено в 1973 г. [Изюмова С. А., 1974. С. 53, 54. Рис.; Путь из варяг в греки... 1996. С. 75. № 613] (рис. 47х). Кроме того, в коллекции ГИМ хранятся две бронзовые чашечки от весов из раскопа VI (1969 г.) и бронзовый футляр для них [Путь из варяг в греки... 1996. С. 74. №№ 605, 606]. Таким образом, можно говорить о находках деталей от трех различных весов.

Помимо весов, на поселении в разные годы было найдено 23 весовые гирьки. 15 из них происходят из раскопок С. А. Изюмовой и хранятся в собраниях Исторического и Тульского краеведческого музеев, еще 8 были найдены в ходе работ 1995, 1996 и 2001 гг. и включены в коллекцию музея «Тульские древности». Среди гирек есть железные боченковидные (20 экз.), бронзовые 14-гранные (2 экз.) и бронзовая монетообразная (рис. 47).

Характерной особенностью боченковидных гирек Супрутского городища является наличие на большинстве из них знаков кратности. Отсутствие таких знаков на пяти экземплярах, вероятнее всего, объясняется сильными повреждениями в результате коррозии. Четыре из пяти гирек без обозначения кратности не имели бронзовой обтяжки, и потому даже небольшой слой хлоридов железа мог полностью уничтожить неглубокие изображения. Подтверждением тому могут служить три гирьки (№№ 13, 14, 16), также не имеющие обтяжки, знаки кратности на которых удалось проследить лишь после обработки поверхности раствором Гейна, применяемым для выявления сточенных клейм. Еще одна гирька (№ 5) имела следы бронзовой обтяжки, но на обеих площадках она не сохранилась.

[112]

[113]

Гирьки с достаточно хорошо сохранившимися обозначениями кратности позволяют попытаться определить весовое значение единицы, соответствующей одной точке. Первый вопрос, который при этом возникает,— каким образом производить подсчет точек? Большинство исследователей принимают за число кратности сумму точек, нанесенных на обе площадки сферической гирьки [Янин В. Л., 1956. С. 175; Steuer H., 1973. S. 17—19. Abb. 4; Назаренко А. В., 1996. С. 43 и др.]. Однако подобный способ счета не представляется бесспорным. Во-первых, на подавляющем большинстве известных гирек значение кратности на обеих площадках одинаково. Случаи несовпадения количества точек на плоскостях единичны и не всегда достоверны [Назаренко А. В., 1996. С. 44]. Во-вторых, на гирьках иных форм, в частности 14-гранных и бипирамидальных, обозначение кратности наносилось на 4, 6, 8 сторон. Предположить, что в процессе взвешивания производился подсчет всех этих точек, крайне сложно. Кроме того, при подобной системе счета значение одной точки на малых гирьках в ряде случаев составит ок. 0,1 г, что меньше погрешности, допускавшейся даже при чеканке золотой монеты. Логично допустить, что на боченковидных гирьках, как и на 14-гранных, обозначение кратности дублировалось на плоских поверхностях, и, следовательно, единицы считались лишь по одной стороне.

Казалось бы, простейший арифметический подсчет осложняется значительными различиями в сохранности предметов (табл. 2). Значения, полученные в результате формального деления современного веса гирек на количество точек, колеблются в весьма широких пределах — от 6,5 до 8,1 г⁵. Поэтому необходимо сделать соответствующие поправки на сохранность той или иной конкретной гирьки. Абсолютную сохранность имели лишь две гирьки из коллекции ГИМ, значение точек на которых определяется как 8,0 и 8,1 г, а также крупная гирька с орнаментом в виде арабской вязи из коллекции ТОКМ, имевшая совершенно иное значение точки, чего мы коснемся ниже. Для трех гирек из раскопок 90-х гг. удалось установить объем утраченных частей и, зная удельный вес данных предметов, стой или иной степенью точности реконструировать их изначальный вес. Полученные таким образом значения точек составили 7,8, 8,0 и 8,1 г. Близкие значения (от 7,8 до 7,9 г) имели еще четыре, наиболее сохранные гирьки. Очевидно, что одна точка соответствовала весу ок. 7,9—8,0 г, имеющиеся отклонения как в большую, так и в меньшую сторону не превышают 2 %. Подобное значение шага кратности отмечено для большинства гирек Скандинавии [Steuer H., 1973. S. 17. Abb. 4], Польши [Holubowicz W., 1956. S. 244, 245] и Древней Руси [Назаренко А. В., 1996. С. 45]. В материалах Супрут-ского городища кратными приведенному значению были все десять гирек весом до 40 г, а также две гирьки большего веса с обозначением 9-ти точек. Возможно, еще одна гирька (№ 15) без обозначения кратности весом 77 г при учете утрат, составивших ок. 3 % от объема предмета, относится к той же группе.

[114]

Установив вес «точки» большинства гирек, прежде всего «малых» боченковидных Супрутского городища, обратимся к вопросу: новой весовой системы, или представлял собой лишь дробную часть такой единицы. По мнению А.В. Назаренко, указанный вес (ок, 8 г) соответствовал величине «тяжелой» куны [Назаренко А.В., 1996. С. 52-55]. Однако предположение о возникновении весовой единицы, применявшейся на значительно, не только славянской, территории на основе цены одной шкурки куницы, предствавляется не вполне обоснованным. Во-первых, цена шкурки, указанная Ибн Русте, могла различаться в зависимости от степени удаленности от места добычи меха, а также в зависимости от того, насколько удачен был тот или

[115]

иной охотничий сезон. Во-вторых, и на это указывает автор, вес 2,5 дирхемов значительно ниже 8 г. Согласно вычислениям А. В. Наза-ренко, он составляет 7,2—7,5 г [Назаренко А. В., 1996. С. 54]⁶. Если бы цена шкурки, выраженная в серебре, легла в основу местной весовой системы, основной единицей стал бы вес, равный не 8 г, а 7,2-7,5 г, что не согласуется с реальным материалом. Сама идея соотнесения весовой единицы в 8 г с «тяжелой» куной вполне допустима, но лишь при условии, что перенос названия на весовую единицу был вторичным. Только в этом случае имеющиеся весовые различия получают объяснение. Вероятно, близость веса, соответствующего одной точке на гирьках, и веса серебра в стоимости куньего меха послужила возникновению славянского названия уже существовавшей весовой единицы.

Таким образом, вопрос о происхождении и роли весового значения одной точки в системе остается открытым. Чтобы попытаться решить его, прибегнем прежде всего к материалу памятника. Оформление обозначения кратности позволяет разделить гирьки Супрутского городища на две количественно равные группы, различающиеся как по системе нанесения знаков, так и по весу. На одной из десяти гирек весом до 40 г изображение не сохранилось, и на двух точки, обозначающие кратность, были нанесены без какого-либо порядка (№№ 6,7). На остальных семи гирьках, найденных в разное время и в различных частях городища, изображение кратности подчинено единому принципу (рис. 47, 4—7). Точки объединены по две и по три линиями в виде буквы S в прямом или зеркальном изображении, а также их половинами. На гирьках, имеющих вес свыше 40 г, характер изображения отличается. Здесь точки расположены либо ровными рядами без соединения (№№ 13, 14), либо объединены в сложные композиции, отдаленно напоминающие арабскую вязь (№№ 16, 17, 19).

Вычленение группы супрутских гирек весом до 40 г на основе принципов нанесения значения кратности находит подтверждение в материалах ряда памятников различных регионов. Так, в представительных коллекциях разновесков из Гнездова и Тимерева нет ни одной гирьки, вес которой превышает 40 г [Пушкина Т. А., 1991. С.236-240; Недошивина Н. Г., 1963. С. 72, 73; Фехнер М. В., Недо-шивина Н. Г., 1987. С. 74. Табл. 3]. Из почти 120 гирек, учтенных в Археологическом атласе Литвы, лишь одна имела вес 105 г, остальные не превышали 40 г [Atlasas archeologijos... P. 133, 134], тоже наблюдается и в ранних материалах Белоруссии [Бектинеев Ш. И., 1987. Табл. 2, №№ 1—8]. Четыре гирьки весом чуть более 40 г происходят из Польши, но и там они являются «нетипичными» и датируются относительно поздним временем (XI—XII вв.) [Wachowsky К., 1974. Tab. 1. S. 186, 196]. Полнее всего тяжеловесные гирьки представлены на памятниках скандинавского круга, таких как Бирка, Хедебю и др. [SteuerH., 1973. S. 9. Abb. 1, 1, 2, Thunmark — Nylen L, 1995. Abb. 275, 20,21; 388, 12, 13], а также Старая Ладога [Давидан О. И., 1987. С. 124, №№8—10], но и здесь основную массу составляют разновески до 40 г. Очевидно, гирьки весом 8, 16, 24, 32, 40 г являются составляющими основы некой весовой системы, причем не только на Супрут-ском городище. В таком случае логично предположить, что основной

[116]

единицей этой системы являлась не наименьшая величина (8 г), аI наибольшая, равная 39,5—40 г. Достоинство гирек меньшего веса выражалось в пятых долях этой «условной единицы». Исчисление в долях того или иного веса было весьма распространено на арабском Востоке.

Поскольку основным и практически единственным источником поступления драгоценного металла в Восточную Европу в рассматриваемый период служил мусульманский Восток, можно предположить, что вместе с потоком серебра оттуда были привнесены и весы для сего счета. Восточное происхождение весовой системы давно отмечалось исследователями [Arne T. J., 1912. S. 123]. Типы весов, как складные, так и с монолитным коромыслом, достаточно хорошо известны в восточных материалах предшествующего периода. В качестве примера можно привести детали весов обоих типов из раскопок Педжикента — города, прекратившего свое существование в 70-е гг. I VIII в. [Распопова В. И., 1980. С. 129. Рис. 86, 2, 3]. На заимствование с Востока принципа конструкции весов косвенно указывают и араб-екая надпись на весах из Тимерева [Фехнер М. В., Янина С. А., 1979, С. 184—188], и стилизация знаков кратности на тяжелых гирьках из Супрут, Бирки, Хедебю. Заимствование самих разновесков, изготовлявшихся на Востоке из стекла, было для восточно-европейских народов недоступно, однако изобретение тонкой бронзовой обтяжки на железных гирьках позволило решить проблему гарантии нормы веса⁷.

Основной монетой, ходившей на большей части мусульманского Востока, являлся серебряный дирхем, золотой динар играл чаще всего «репрезентативную роль» [Большаков О. Г., 1984. С. 143]. При разнообразии веса и качества дирхемов во времена правления Аббасидов, а монеты именно этой династии составляют большинство в материале Супрут, стабильный динар, точнее его стоимость, выраженная в серебре, мог служить единственной надежной единицей при совершении сколько-нибудь крупных сделок. Логично предположить, что выделенная «условная единица» весом 39,5—40 г соответствует стоимости динара в серебре.

В этом случае соотношение цены золота и серебра, при весе «мискалевого» аббасидского динара 4,25 г, составит 1 : 9,3—9,4. В своей работе А. В. Назаренко предполагает, что серебряным эквивалентом византийской номисиме и арабскому динару являлась гривна «Русской Правды» весом ок. 51 г [Назаренко А. В., 1996. С. 33]. При этом автор исходит из соотношения цены золота и серебра как 1:12 (на Западе) и 1: 14 (на Востоке) [Назаренко А. В., 1996. С. 29—32]. Однако работой О. Г. Большакова, на основе большого количества письменных и нумизматических источников, весьма убедительно доказано, что соотношение цены золота и серебра на арабском Востоке в течение VII—X вв. было достаточно стабильным и колебалось в пределах от 1 : 9,3 до 1 : 10 [Большаков О. Г., 1984. С. 144—157], что на удивление точно совпадаете* ценовым соотношением серебра в весе рассмотренных выше гирек и аббасидского динара. Проблема происхождения древнерусского денежно-весового счета не входит в задачу данной работы, следует лишь отметить, что соотношение 1 динар = 20 дирхемам не было «общепринятым у арабов», как это полагает А. В. Назаренко [Назарен

[117]

ко А. В., 1984. С. 32], нормальной ценой динара до 2-й пол. X в. было 13-15 дирхемов или 24—28 полудирхемов [Большаков О. Г., 1984. С. 156]. Очевидно, что сложение нормы гривны «Русской Правды» никак не связано с арабским миром. Возможно, она ориентировалась исключительно на западные весовые системы.

Если все боченковидные гирьки весом до 40 г, а также некоторые из более крупных с шагом кратности 8 г, могли использоваться для расчетов в серебре по золотому номиналу, то наиболее крупные экземпляры предназначались для каких-то иных целей. К сожалению, именно на крупных разновесках из коллекции Супруг знаки кратности сохранились крайне плохо. Гирька с современным весом 45,2 г (№11) столь сильно коррозирована, что не может быть использована для каких-либо вычислений. На обеих площадках гирьки весом 53,2 г (№ 12) изображение сильно фрагментировано и не поддается достоверной реконструкции. Полностью отсутствует изображение еще на двух гирьках (№№ 18, 20).

Единственная крупная гирька, имеющая практически полную сохранность, находится в коллекции Тульского областного краеведческого музея (ТОКМ). На обеих ее площадках нанесено по 24 точки, объединенные в сложный орнамент, отдаленно напоминающий арабскую вязь (№ 17. Рис. 47, 3). Современный вес гирьки — 102 г, следовательно, значение одной точки равняется 4,25 г. Близкая по весу гирька (99,2 г) имела намного худшую сохранность (№ 16), но в ходе обработки раствором Гейна на ее поверхностях проявились фрагменты аналогичного орнамента. Точки, объединенные в «вязь», имеются на поверхностях еще одной гирьки из коллекции ГИМ (№ 19). Она на треть тяжелее отмеченных выше, и можно было бы полагать соответствие ее 32-м единицам. Однако частично сохранившиеся изображения на площадках данной гирьки позволяют говорить о значительно меньшем количестве нанесенных точек — 16 или 18. Еще две гирьки, близкие по весу (№№ 18 и 20), вообще не имели обозначений кратности.

Предположение о существовании шага кратности, равного 4,26 г для гирек весом более 40 г, высказывалось в отношении материалов скандинавского круга древностей. Но и там отмечается частое несовпадение количества точек, объединенных в «вязь», реальному весу [Steuer H., 1973. S. 18. Abb. 1]. Возможно, постоянный пересчет большого количества точек на гирьках был неудобен при их частом использовании. Кроме того, крупные гирьки достаточно легко различаются между собой визуально. Поэтому со временем само наличие орнамента в виде арабской вязи стало достаточным для отнесения разновесков к определенной весовой системе, а именно — к системе, основной единицей которой являлся вес, близкий 4,25 г.

Интересно отметить, что к той же системе, к которой принадлежали наиболее крупные боченковидные гирьки, относились и небольшие бронзовые 14-гранные. На Супрутском городище были найдены две такие гирьки. На сторонах одной из них было нанесено по 6 точек. Как и в случае с боченковидными гирьками с пятью точками, эта гирька, вероятно, определяла основную единицу счета, соответствующую 4,25 г, т. е. являлась реальным выражением этой единицы. Отметим, что полная аналогия этой гирьке с весом 4,26 г имеется в материалах Haithabu [Steuer H., 1973. S. 10. Abb. 2]. Указанная единица делилась на шестые части (арабские данги). Вторая гирька по весу близка к 4/6 от первой, что подкрепляется 4-мя точками, нанесенными на каждую прямоугольную грань. Гирьки, соответствующие по кратности и весу

[118]

приведенной системе, достаточно широко известны и на других памятниках [Пушкина Т. А., 1991. С. 241. №№72,73].

Таким образом, использование населением Супрут весовой системы, основанной на единице, близкой по значению 4,25 г, представляется весьма вероятным. Совпадение этой единицы с весом аб-басидских динаров и экзагиев того же периода очевидно [Большаков О. Г., 1986. С. 149, 150. Рис. 21; Miles G. С, 1951. Р. 82]. Видимо, золотой динар послужил основой не только для ценовой единицы стоимости серебра, но и единицы веса. В последнем качестве он мог использоваться для взвешивания золота, для чего предназначались! малые 14-гранные гирьки. Кроме того, в динарах мог исчисляться вес менее ценных материалов, таких как сердолик, горный хрусталь, возможно, медь и олово. В этих случаях оправдано применение гирек большого веса. Интересно отметить, что оловянистые слитки, найденные в составе клада IX в. на мерянском городище Выжегша, по весу необычайно близки наиболее крупным гирькам Супрут [Леонтьев А. Е., 1996. С. 206, 207].

На арабском Востоке динар имел три различные функции. Это реальная золотая монета, условная единица при расчетах в серебре и норма веса. В рассмотренных материалах Супрут отчетливо видны две последние функции. Данное обстоятельство указывает на прямое; заимствование денежно-весовой системы. Никаких существенны» дополнений и изменений, внесенных в эту систему, не прослеживается.

Несколько особняком стоит гирька из раскопа XXIV (2001 г.). Она была изготовлена из бронзы в форме «монеты» и покрыта слоем олова. На сохранившихся участках лужения просматриваются следи тончайших пересекающихся полос (рис. 47, 10). Вес гирьки (4, 45п| сопоставим с весом византийской номисимы (4,54 г.) или восточного «канонического» мискаля (4,48 г.) Вероятно, наличие этого равновесия может указывать на связь с византийской весовой системой или архаичной (до 697 г.) системой халифата.

При подведении итогов рассмотрения весовых гирек Супругского городища представляется интересным в самых общих черт и сравнить их с аналогичным материалом некоторых наиболее известных и достаточно полно опубликованных памятников. Прежде всего, обратимся к поселениям и могильникам Черниговского Подесены Верхнего Поднепровья и Ярославского Поволжья. Эти памятник! (Шестовица, Гнездово, Тимерево) являются территориально наиболее близкими к рассматриваемому региону пунктами, из которьи происходят значительные коллекции гирек.

К сожалению, характер публикаций материалов Шестовицн дает возможности использовать их в полной мере [Бл1фельд Д. II 1977; Андрощук Ф. О., Беляева С. О., Блажевич Н. В., Якубов В.HI 1996]. Материалы Гнездова и Тимерева при общей схожести с суя рутскими имеют и целый ряд важных отличий. Первое, что обращает на себя внимание,— это более крупные размеры супрутских боченки видных гирек. Почти половину из них составляют разновески весов более 40 г. Ни в Гнездово, ни в Тимерево такие гирьки не известны. Возможно, система, построенная на основе веса динара (4,25 г),для крупных разновесков просуществовала в Восточной Европе недолго и к моменту наивысшего расцвета указанных памятников уже вышла из употребления. Второе важное отличие состоит в единстве соотношения знаков кратности и веса супрутских гирек в рамках двухосновных весовых систем. В материалах Тимерева и особенно Гнездова

[119]

такого единства не прослеживается. На этих памятниках в большом количестве присутствуют гирьки с совершенно иным соотношением, в частности с весом ок. 6 г и кратностью «1», весом 10—13 г и кратностью «2» и т. д. Подобное разнообразие привело А. В. Назаренко к выводу о том, что «определение единицы... по количеству точек... не дает однозначного результата» [1996. С. 44]. Помимо характерных для Супруг боченковидных гирек весом 8, 16, 24, 32, 40 г, в Гнездове иТимереве в большом количестве известны разновески со значениями, близкими к 6, 10—12 г. Причем гирьки, полностью соответствующие супрутской весовой системе, составляют на указанных памятниках менее 50 %. В весе 14-гранных гирек также наблюдаются значительные различия. Так, из кургана № 100 Тимеревского могильника происходит гирька весом 4,68 г, а в материалах Гнездовского могильника присутствуют гирьки весом более 8 г и кратностью «3» (№№62,69,77).

Очевидно, что весовые системы Гнездова и Тимерева значительно сложнее и разнообразнее системы, употреблявшейся в Суп-рутах. Вопрос о том, возникло ли это разнообразие в ходе внутреннего развития системы, подобной супрутской, или явилось результатом влияния иных весовых систем, остается открытым, и его решение не входит в задачу предлагаемой работы. Ясно лишь то, что гирьки поселения у с. Супруты относятся к системе более простой и архаичной по сравнению с принятыми в Тимерево и, особенно, в Гнездово.

Значительно ближе к супрутскому набор гирек, происходящих с памятников скандинавского круга, таких как Старая Ладога, Бирка, Хедебю. Здесь достаточно хорошо представлены боченковидные гирьки большого веса [Давидан О. И., 1987. С. 124, №№ 9, 10; Thun-mark — Nylen L, 1995. Abb. 275, 20, 21; 388, 12, 13; Steuer H., 1973. S.9, №№ 1, 2], в том числе со знаками кратности, стилизованными под арабскую надпись. Много большее единство наблюдается в распределении гирек по весу. Применявшиеся на указанных памятниках весовые системы, представленные боченковидными и 14-гранными гирьками, наиболее близки к супрутским.

Отмеченное сходство ставит вопрос о характере связи между весовыми системами Супрут и Скандинавии. При несомненной близости систем счета в типах разновесков наблюдаются вполне определенные отличия. Так, значительная часть северных гирек изготовлена из свинца. В коллекции Супрутского городища лишь один свинцовый предмет может быть отнесен к категории гирек, причем весьма условно [ГИМ, инв. № 114]. По форме и размерам он похож на разновесок, но в середине имеет следы штыря, который мог использоваться как для подгонки веса, так и для крепежа предмета к некой основе. Вес предмета (58 г) также не соответствует ни супрутской, ни какой-либо иной весовой системе. Второй отличительной чертой памятников скандинавского круга являются гирьки цилиндрической формы. В Супрутах они тоже не известны. Вероятно, упрощение формы и использование свинца было вызвано возникшим дефицитом качественных разновесков. Свинцовые гирьки значительно проще в изготовлении, но абсолютно не защищены от несанкционированного изменения веса.

Указанные отличия в типах гирек говорят о том, что разновески Супрут не могли быть привнесены из Скандинавии. Это предположение подтверждается и геополитическим положением памятника. Исходя из того, что весовые системы Восточной и Северной Европы возникли на основе систем мусульманского Востока, а это положе-

[120]

ние в настоящее время не имеет серьезной альтернативы, городи у с. Супруты находится значительно ближе к месту сложения зга систем. Вероятно, появление весов произошло приблизительной одно время в пунктах, расположенных по пути движения основного потока арабского серебра. Распространение весов и гирек в зоне не-посредственного скандинавского влияния относится ко 2-й пол. 1Хя [Давидан О. И., 1987. С. 122, 123]. Этим же периодом, 2-й пол. IX-нач. X вв., можно датировать и предметы торгового инвентаря из слоя поселения у с. Супруты.

После гибели Супрутского городища на памятниках бассейна Упы никаких следов торгового инвентаря не фиксируется. Лишь» позднем этапе появляются отдельные признаки возобновления торговых операций. Так, на полностью разрушенном поселении у Старой Крапивны в подъемном материале, помимо многочисленной позднесредневековой керамики, имеются один венчик древнерусского com да, датирующийся 1 -й пол. XI в., и железная, обтянутая бронзой гирька весом 30 г без обозначения кратности. С учетом слабой изученности памятников этого периода данная находка приобретает особое значение.