Хронология памятников

В результате рассмотрения различных черт материальной культуры населения бассейна Упы становятся очевидными принципиальные различия между памятниками, предварительно отнесенными к раннему и позднему периодам. Важно отметить, что ни в изучаемом регионе, ни на прилегающих к нему территориях не известны поселения, одновременно содержавшие материалы как раннего, так и позднего периодов. Все исследованные раскопками памятники раннего периода прекратили свое существование в результате пожаров, а в материалах Супрутского городища следы военного разгрома наиболее очевидны. Различия в географической привязке поселений указанных периодов также не вызывают сомнений (рис. 5). Все вышесказанное позволяет предположить наличие некой хронологической лакуны между памятниками раннего и позднего периодов. Природу и масштабы этой лакуны можно определить лишь при условии достаточно четкой, абсолютной хронологии периодов. Поэтому представляется обоснованным рассмотреть хронологию периодов по отдельности.

Материалов для определения датировки ранних памятников в силу их лучшей изученности значительно больше, чем для памятников позднего периода. Однако, несмотря на обилие датированных находок, хронология памятников раннего периода определялась авторами по-разному. Так, время существования поселения у д. Утки, но было установлено автором раскопок в пределах IX в. Тем же временем датировали авторы раскопок Торховское поселение и поселение у д. Слободка [Григорьев А. В., 2001. С. 76]. Совершенно иная датировка предлагается рядом авторов для городища у с. Супруты. В своих ранних публикациях С. А. Изюмова относила время гибели этого памятника к концу X в. и связывала его с деятельностью Владимира Святославича [Изюмова С. А., 1971. С. 76]. Эта датировка была поддержана Т. Н. Никольской [1981. С. 25]. В более поздней работе в качестве верхней даты С. А. Изюмова называет

[134]

2-ю пол. X в. и связывает гибель городища с походом Святослава Игоревича [Изюмова С. А., 1983. С. 90]. К той же дате склонялся» автор предлагаемой работы [Григорьев А. В., 2000. С. 212], однако более полное знакомство с материалами памятника позволяет несколько удревнить время гибели городища [АКР. Тульская обл. 4.2. С. 214—217]. Существенные различия в датировке Супрутского поселения и других памятников раннего периода вынуждают, помимо определения абсолютных дат памятников, проводить сопоставление материалов Супрут с другими поселениями региона.

Такие черты материальной культуры первых славянских поселенцев в регионе, как географическое положение, топография поселений, их неукрепленный характер и внутренняя планировка, отражают в первую очередь местные особенности, и вряд ли могу служить для определения временных рамок. Несколько большую хронологическую информацию несут конструкции жилых построек. На всех изученных раскопками памятниках стратиграфически ранние постройки имеют углубленную в землю жилую часть. Тенденции перехода к полностью наземным жилищам с подклетом или безоного также фиксируется на всех без исключения поселениях. Общность процесса на селищах Торхово и Уткино, с одной стороны, и Супруты, с другой, позволяет предположить их синхронность.

Если большое разнообразие приемов сооружения наземных построек поздних стратиграфических этапов указывает лишь на пути поиска оптимальных решений, то характер ранних углубленных жилищ позволяет сопоставить их с постройками соседних славянских территорий. Размеры котлованов жилищ, исследованных в бассейне Упы, весьма разнообразны, но в большинстве своем их площадь не превышает 16 кв. м. Преобладание котлованов малой площади характерно для памятников Левобережья Днепра 2-й пол, VIII—IX вв. [Григорьев А. В., 1990. С. 157]. В то же время на поселениях региона отсутствуют углубленные постройки со столбовыми ямами, расположенными по центру двух противоположных стен наиболее архаичными для материалов роменской культуры [Григорьев А. В., 1990. С. 156, 157]. В качестве хронологического показателя могут служить и печи, вырезанные в стене котлована, зафиксированные в ранних жилищах поселения Уткино. Подобные печи известны на поселениях Северской земли, относящихся ко 2-й пол. VIII — 1 -й пол. IX вв., таких как Волынцево, Битица, Опошня и ранние комплексы Новотроицкого. Круглая в плане, углубленная постройка Уткинского селища, согласно В. С. Флерову, датируется временем ранее IX в. [Флеров В. С, 1996. С. 60].

Совокупность отдельных черт конструкций углубленных жилищ позволяет отметить, что постройки наиболее близки к coopужениям раннего, волынцевского, этапа роменской культуры. На это указывает преобладание котлованов малой площади и использование печей, вырезанных в стене постройки. При этом отсутствие наиболее архаичной системы крепления кровли на двух столбах, расположенных по центру противоположных стен котлована, и наличие юртообразной постройки могут указывать на время не ранее рубежа VIII—IX вв. Таким образом, наиболее вероятной датой построек начального этапа заселения региона может считаться рубеж VIII—IX— 1-я пол. IX вв.Объемы зерновых ям в большей степени характеризуют уровень социально-экономического развития конкретных поселений и не являются надежным хронологическим показателем. Можно лишь отметить, что средний запас зерна и соотношение ям различных объемов близки аналогичным показателям Новотроицкого городища, Также в широких пределах 2-й пол. VIII—IX вв. может датироваться сыродутный горн Торховского поселения, близкий по конструкции горнам салтово-маяцкой культуры.

Основная часть вещевого материала сконцентрировалась в поздних слоях раскопанных памятников, что позволяет определить время их гибели. Как отмечалось ранее, на памятниках региона представлены предметы различного происхождения. Это расширяет круг аналогий и, следовательно, увеличивает надежность датировок. Описание различных категорий находок содержится во 2-й главе, поэтому остается лишь сопоставить имеющиеся датировки.

Набор наконечников стрел, происходящих с поселений Слободка, Торхово, Уткино и Щепилово, отличается от комплекса Супрутского городища. На указанных поселениях значительный процент составляли трехлопастные наконечники, характерные для степных древностей VIII—IX вв. В коллекции Супрутского городища подобных находок не содержится. Это может означать как различия в хронологии памятников, так и различия в этническом составе их населения. По причине простоты изготовления, стрелы, вероятно, производились на месте и не являлись предметом импорта. Наконечники, найденные на Супрутском городище, относятся к 15-ти различным типам. Время бытования многих из них различается, что позволяет более точно определить период их возможного сосуществования. Учитывая вероятность употребления наконечников стрел, характерных для VIII—IX вв., в более позднее время, комплекс стрел, связанных с пожаром Супрутского городища, может быть отнесен к началу X в. (рис. 56).

Подавляющее большинство топоров, происходящих со всех изученных памятников, относится к типу VIII (по А. Н. Кирпичникову) «наиболее характерно для V—IX вв., в более позднее время они встречаются редко и считаются архаичными [Кирпичников А. Н., I966. С. 39]. Тот факт, что узколезвийные топоры являлись основным типом топоров на поселениях раннего периода, указывает на время до рубежа IX—X вв. включительно. Два топора, не относящихся к указанному типу, находят аналогии в салтовских древностях (Уткино) или на памятниках северных районов Европы, начиная с IIVв. (Супруты) [Кирпичников А. Н., 1966. С. 37, 38]. На фоне большого разнообразия импортов в материалах Супрут отсутствие топоров древнерусских типов может объясняться только хронологическими различиями.

Элементы конской сбруи, такие как удила, стремена, уздечные разделители и пряжки, в большинстве своем датируются весьма широко — в пределах VIII—XI вв. Следует, однако, заметить, что на целом комплекс находок, связанных с конской упряжью, близок аналогичному набору памятников степной зоны 2-й пол. VIII—IX вв. (Уточнить время выпадения этих вещей возможно по наиболее полным материалам Супрутского городища. С одной стороны, здесь, или на поселении Торхово, присутствует архаичный псалий S-овид-

[136]

ной формы. Период его бытования определяется временем до конца IX в. Вместе с тем в комплексе имеются уздечный набор и фрагмент удил, выполненные в стиле Вогге. Возникновение этого стиля относится лишь ко 2-й пол. IX в., а основное развитие —к следующему столетию. Как и в случае с наконечниками стрел, взаимовстречаемость предметов может указывать на рубеж IX—X — нач. Х вв.

Ювелирные изделия, к которым в данном случае можно отнести не только металлические украшения, но и детали поясов и сбруи, весьма чувствительны к изменениям моды и потому наиболее пригодны для датировок. Рассмотрение данной категории находок показывает, что они разделяются не только поэтнической и

Рис. 56. Соотношение датировок наконечников стрел Супрутского городища (из материалов раскопок 1990— 2000-х гг.)

[137]

территориальной принадлежности, но и по социальной окраске. По последнему признаку можно выделить две группы изделий, условно обозначенных как «поселенческая» и группа «кладов».

Для материалов поселений характерны предметы, выполненные из медных сплавов, и крайне редко - из серебра. По своему происхождению они могут относиться к финно-угорским, балтским и степным древностям. Выраженные вещи славянского производства единичны. В составе денежно-вещевых кладов встречены исключительно изделия из драгоценных металлов, прежде всего серебра. Типы вещей и их этническая принадлежность также отличаются от материалов поселений. В составе Железницкого клада хорошо представлены предметы, характерные для славян,— браслеты и лучевые серьги. С салтовским кругом древностей в той или иной степени связаны серьги (Железницы, Кашира), наконечник ремня (Железницы) и, вероятно, перстень с каменной вставкой (Кашира). Гривны так называемого «глазовского» типа могли попасть в приокские клады, как со стороны финно-угорских племен, так и из северных районов Европы. С Северной или Западной Европой может быть связан фрагмент цепи из состава Мишневского клада.

Различия в характере вещей с поселений и из кладов столь велики, что возникает вопрос об их хронологическом соответствии. Связующим звеном, единственным памятником, в полном объеме содержавшим материалы обеих групп, является Супрутское городище (рис. 57). В слое пожара этого поселения представлены все типы украшений, характерные для поселений Слободка, Торхово

Рис. 57.Схема соотношения украшений группы «кладов» и группы «поселений»

[138]

И Уткино - трапециевидные привески, шумящие подвески и их детали, перстни салтовского типа, железные подковообразные фибулы, детали поясных наборов, пуговицы, бубенчики и т. д. В то же время с памятника происходят многочисленные серебряные лучевые серьги, серьги салтовского типа, гривны, в том числе и «глазовского» типа, т. е. вещи, характерные для денежно-вещевых кладов.

Совокупность украшений «поселенческой» группы позволяет достаточно точно определить время их возможного сосуществования. Аналогии шумящим подвескам финно-угорских типов происходят с памятников IX в. Комплекс украшений степных типов наиболее близок к материалам памятников салтово-маяцкой культуры IX-нач. X вв., таких как Дмитриевский, Салтовский и Маяцкий могильники, и отличается от комплекса хазарских памятников развитого X в. Отдельные находки славянских вещей (перстни из Уткино) находят прямые аналогии в материалах Новотроицкого городища и соответственно могут быть датированы IX в. В целом украшения, происходящие с поселений раннего периода, относятся к IX в., вероятнее, к его второй половине — нач. X в.

Украшения из драгоценного металла, условно отнесенные к группе «кладов», имеют более надежную датировку. Так, время выпадения Железницкого клада весьма точно определяется кон. IX-нач. X вв. [Корзухина Г. Ф., 1954. С. 81]. Ко 2-й пол. IX в. относится кладу с. Мишнево [Корзухина Г. ср., 1954. С. 80], для рубежа IX—Х вв, характерен и состав дирхемов из Супрутского клада 1972 г. [Изюмова С. А., 1989. С. 211]. Скорее всего, этим же временем датируются и вещи из слоя Супрутского городища, аналогичные находкам из кладов. Найденные на памятнике отдельные предметы скандинавского импорта (щитовидная подвеска, бронзовые подковообразные фибулы с многогранными головками и головками с шипами, бронзовый браслет) датируются второй половиной — последней четвертью IX—X вв. и полностью соответствуют времени выпадения кладов. Таким образом, сочетание украшений, отнесенных краеличным социальным группам, указывает на рубеж IX—X — нач. Хвв, как наиболее вероятную верхнюю дату существования памятников раннего периода.

Торговый инвентарь, в частности гирьки, соответствует наиболее архаичной для Восточной Европы системе мер. Данная система значительно проще и единообразнее применявшихся на таких памятниках X в., как Тимерево и Гнездово. Время ее применения может быть определено как 2-я пол. IX — 1-я пол. X вв.

Находки различных категорий, происходящие из слоев пожаров памятников раннего периода, позволяют достаточно узко определить временные рамки гибели этих поселений. Наличие вещей, появившихся лишь в последней четв. IX в. и более характерный X столетия, указывает на время не ранее рубежа IX—X вв. Тот факт, что большинство материала из этих слоев датируется IX в., говорит, но том, что он мог отложиться не позже первых десятилетий следующего века. Подтверждает и уточняет эту датировку нумизматический материал.

Несомненно, монеты из культурного слоя и комплексов поселений в большинстве случаев могут надежно определять лишь нижнюю хронологическую границу. Очевидно, что монета не могла поспасть в слой ранее даты ее чеканки. Однако практически все мнение

[139]

ты, найденные на Супрутском городище, достаточно надежно связаны со слоем пожара, что позволяет говорить о единовременности их выпадения. Следовательно, их состав так же, как и состав транзитных кладов, в значительной мере отражает особенности денежного обращения соответствующего периода.

Большинство монет, найденных вне состава клада 1972 г., были чеканены при Аббасидах в 60-е годы IX в. (рис. 58). К тому же периоду относятся и четыре из пяти дирхемов, происходящих с городища у д. Щепилово. Преобладание дирхемов этого времени характерно для кладов кон. IX — нач. X вв. [Янин В. Л., 1956. С. 109, 110]. Две младшие монеты Супрутского городища чеканены при Саманиде Исмаиле ибн-Ахмаде соответственно в 900 и 903/904 гг. (приложение 2). При том же халифе в 906 г. отчеканен дирхем, найденный в Щепилово [Изюмова С. А., 1958. С. 203]. Очевидно, что эти монеты отражают начальную стадию поступления саманидских дирхемов.

Таким образом, нумизматический комплекс Супрутского городища мог сложиться не ранее 904 г. и не позднее 1-й пол. 10-х гг. Х в. Учитывая находку дирхема 906 г. на Щепиловском городище, датировка гибели поселений раннего периода может быть несколько сужена. Вероятно, разгром поселений и ликвидация торгового пути произошли в районе 910—915 гг.

Если дата прекращения жизни поселений раннего периода определяется весьма точно, на основании обширного материала, то время возникновения первых славянских поселков в регионе может быть установлено лишь приблизительно. Слои и комплексы, стратиграфически относящиеся к начальным этапам существования поселений, крайне немногочисленны и содержат мало материа-

Рис. 58. Хронологическое распределение монет из слоя пожара Супрутского городища

[140]

ла. Находки представлены преимущественно фрагментами керамики и редкими вещами, не имеющими узкой датировки.

Керамика ранних комплексов в большинстве своем грубая лепная без орнамента или с пальцевыми вдавлениями по краю венчика. Отсутствие веревочного орнамента может объясняться как хронологическими причинами, так и малой выборкой материала. Наличие небольшого количества фрагментов салтоидной керамики также не уточняет датировки.

Железная подковообразная фибула из нижних славянских слоев Супрутского городища может быть датирована IX в., стрелы из постройки 2 поселения у д. Уткино относятся к VIII—IX вв., много частная серебростеклянная пронизка из постройки 1 того же поселения широко датируется 2-й пол. I тыс. н. э. Таким образом, имеющийся материал не позволяет точно определить время ранних ком плексов.

Конструкции наиболее ранних жилых построек, как отмена лось выше, наиболее характерны для рубежа VIII—IX — 1-й пол. IX вв. Стратиграфические наблюдения на поселении у д. Торховои отчасти на поселениях Уткино и Супруты позволяют говорить о четырех строительных этапах в жизни указанных памятников. Предполагая, что один строительный этап соответствовал времени актив ной деятельности поколения, можно допустить существование селений в течение жизни 4-х поколений, т. е. приблизительно 100 лет Следовательно, начало славянского заселения бассейна Упы, вероятно, относится к нач. IX в.

Определение хронологических рамок позднего периода осложняется как малым объемом раскопок, так и отсутствием четкой верхней границы этого периода. Поздняя дата материалов, являющихся предметом изучения данной работы (рубеж XI—XII вв.), во многом условна. Она была определена на основании письменных источников, согласно которым именно в это время вятичи с князем Ходотой в последний раз упоминаются как самостоятельная политическая сила. Резких изменений в материальной культуре населения бассейна Упы на этом рубеже не наблюдается. В частности, раннекруговая керамика встречается в курганах совместно с инвентарем, датирующимся временем не ранее XII в. [Изюмова С. А., 1970, С. 191—201]. Вероятно, утрата местных черт и включение в орбит) общерусской культуры происходили в регионе постепенно, без существенных этнокультурных потрясений.

Вещевой и керамический материал единственного исследованного раскопками памятника, городища у д. Тимофеевка, в совокупности своей характерен для XI в. То же можно сказать о подъемном материале с других памятников позднего периода. Наиболее яркие находки происходят с поселения Бутиково. Многочисленные кольца «деснинского» типа, лировидные пряжки, подвески в виде топориков и ложечек, крестопрорезные бубенчики, детали наборных поясов и другие украшения позволяют датировать этот памятник 2-й четв. XI — рубежом XI—XII вв. Подтверждают приведение дату находки подражаний саманидским дирхемам X в. и динария епископа г. Утрехта, чеканенному в г. Гронинген в 1-й пол. XI в, На это же время указывает печать князя Владимира Всеволодовиче Мономаха с поселения у с. Картавцево.

[141]

Однако большая часть вещевого материала, полученного как в процессе раскопок, так и в ходе сбора подъемного материала, как правило, отражает ситуацию, характерную для позднего периода жизни поселений. На начальном этапе позднего периода состав вещевого комплекса мог сильно отличаться. Так, в материалах Тимофеевского городища наблюдаются значительные различия в керамическом наборе слоя пожара конца XI в. и ям, заброшенных до этого времени. Доля раннекруговой керамики в заполнениях ям не I превышает 1/4, а древнерусская круговая керамика полностью отсутствует.

Время активного проникновения на памятник древнерусской керамики может быть определено как 2-я треть XI в. Именно этим временем датируется начало широкого употребления горшков с венчиками типа 6 (по И. Г. Сарачеву) [Сарачев И. Г., 1997. С. 272], которые составляют основную массу древнерусских сосудов в слое Тимофеевки. Можно предположить, что ранние комплексы городища сложились до указанного времени. На время до нач. XI в. включительно указывает и найденный в слое наконечник стрелы типа 42 (по А. Ф. Медведеву) [Медведев А. Ф., 1966. С. 66]. Наличие в одной из ранних ям пряслица из розового овручского шифера ограничивает нижнюю дату ранних комплексов. Проникновение подобных пряслиц на Левобережье Днепра происходит не ранее последней четв. X в. Таким образом, на основании материала время возникновения памятника определяется в пределах последней четв. X — 1-й трети XI вв. Как отмечалось во 2-й главе, укрепления городища были возведены единовременно и в дальнейшем не подновлялись вплоть до гибели поселения. Конструкция укреплений является позднейшей репликой роменских фортификационных приемов. Все это в совокупности с малой плотностью застройки и отсутствием случаев взаимного перекрытия комплексов позволяет говорить о непродолжительности жизни городища. Поэтому представляется возможным сузить дату ранних комплексов до 1-й трети XI в.

Большинство памятников региона, известных по данным разведок, содержали в подъемном материале керамический набор, близкий к комплексу позднего этапа жизни Тимофеевки, и соответственно могут быть предварительно отнесены к развитому XI в. В коллекциях, происходящих с поселения 8 у с. Лужное и поселения 1 уд, Лужки, соотношение лепной и раннекруговой керамики соответствует раннему этапу Тимофеевки, и, вероятно, они датируются тем же временем.

Если поселения раннего периода прекратили свое существование в 10-е гг. X в., а памятники позднего появляются не ранее последней четверти столетия, то в процессе заселения региона образуется хронологическая лакуна протяженностью более чем 50 лет. Частично заполнить этот перерыв можно известными по данным разведок памятниками, в подъемном материале которых содержится исключительно лепная роменская керамика. Однако формальное отнесение всех подобных памятников к X в. вряд ли приемлемо. При первичном обследовании большинства эталонных памятников раннего периода, таких как Торхово и Уткино, материалов, позволяющих отнести их к IX в., зафиксировано не было. Поэтому большинство поселений, известных лишь по сборам подъемного материала и содержащих только лепную славянскую керамику, при современ-

[142]

ном уровне исследований могут быть в равной степени отнесена как к IX, так и к X вв.

Несмотря на неопределенность в датировке памятников на основе поверхностных сборов керамики, можно предположить, что некоторые из них непосредственно предшествовали памятникам начального этапа позднего периода. Так, поселение 5 у д. Лужки, расположенное в верховьях р. Сырая Ватца на значительном удалении (18 км) от Упы, являлось составной частью «гнезда» славянский памятников. Помимо указанного поселения, содержавшего исключительно лепную керамику, здесь же находилось поселение 1, керамический комплекс которого близок ранней Тимофеевке. Так же недалеко располагаются поселение Зуд. Кириловка и поселения 1 и 2 у д. Денисове. Керамический материал последних полностью соответствует памятникам позднего периода. Можно полагать, что поселение Лужки-5 являлось наиболее ранним в группе и непосредственно предшествовало остальным.

Допуская возможность существования памятников 2-й -3-й четв. X в., необходимо отметить, что они не заполняют культурно-хронологическую лакуну в полной мере. Количество подобных поселений невелико, что может указывать, если не на полный отток населения в 1-й четв. X в., то на значительное его сокращение. Резкое увеличение количества поселений в XI в. также не может объясняться исключительно естественным приростом местного населения.

[143]